Имперский лазутчик, притворно-воровато взглянув на выход, прекратил напевную скороговорку, с которой изображал из себя виноторговца.
– А уж я-то как рад нашей встрече, центурион Макрон… Отчего ж ты не расспрашиваешь меня, какой путь я сюда проделал?
Ветеран смотрел, приоткрыв от изумления рот. Катон оправился первым и твердо посмотрел на Септимия:
– В самом деле, что ты здесь делаешь? К чему весь этот маскарад?
– В качестве виноторговца Гиппарха я привлекаю к себе меньше нежелательного внимания, – пояснил гость. – Я перекупил дело в Лондиниуме у настоящего Гиппарха и его олуха-компаньона, тоже грека. Но позвольте, друзья мои, – спросил лазутчик с ноткой уязвленности, – разве так принято встречать своего товарища по оружию? Или вы успели позабыть, как мы некогда плечом к плечу противостояли врагам императора на улицах Рима?
– Ну уж уволь, – прорычал Макрон. – С каких это пор отпрыски Нарцисса стали мне товарищами?
– Ты надрываешь мне сердце, центурион.
– Довольно! – бросил Катон. – Потрудись объяснить, чем ты здесь занимаешься. Ни на миг не поверю, чтобы ты прибыл на самый край империи лишь для того, чтобы проверить, встречаются ли здесь случаи подделки римских монет.
Маска уязвленной гордости с лица Септимия исчезла.
– Извольте. Можно обойтись и без вменяемых этикетом любезностей.
– Да уж, будь добр, – резко вымолвил Макрон.
– Меня послал сюда отец.
– О нет, только не это, – обхватил себе голову руками Макрон. – Успокой меня. Скажи, что этот скользкий гад не думает более втягивать нас в какую-нибудь из своих гнусных интриг.
– Зачем он тебя послал? – потребовал Катон. – Что ему нужно на этот раз?
Вид у Септимия сделался обиженный.
– Нарцисс послал меня вас предупредить: вам обоим угрожает опасность. Очень серьезная. Такая, что можно запросто лишиться жизни.
– Да неужто? – всплеснул руками Макрон. – Ты слышал, Катон? Мы под угрозой. Здесь, в сердце вражьих земель, перед жесточайшей битвой. В опасности. Кто бы мог подумать? – Он повернулся к Септимию: – Если не ошибаюсь, вы с папашей состоите при императоре осведомителями? Так вот, мне кажется, вас уже пора гнать оттуда за ненадобностью. Совсем нюх потеряли.
– Гм, – без всякого выражения хмыкнул Септимий. – Как бы мне ни нравилось ваше солдатское остроумие, час уже поздний, а времени в обрез. Нам всем сейчас было бы лучше перейти к сути.
Катон молча кивнул и, пройдя через палатку, наглухо задернул створки входа, а затем то же самое проделал со входом в свою жилую часть. Тракс по возвращении мог использовать еще один проем, через который можно было войти с хворостом и разжечь жаровню.
– Говори, коли так.
Септимий пристроился на свободной скамейке и собрался с мыслями.
– Четыре месяца назад мы схватили на улице одного из людей Палласа. До этого он несколько дней находился у нас под слежкой, в ходе которой мы приметили, что он встречался с рядом довольно примечательных в городе фигур. Тогда Нарцисс решил, что настало время по-тихому перемолвиться с ним словечком. Так сказать, разговорить.
Не стоило излишне напрягать воображение для того, чтобы понять истинный смысл этого иносказания, от которого по спине пробегал холодок.
– И вот в ходе беседы с этим человеком, которого звали Музой…
– Ты говоришь о нем в прошедшем времени? – изогнул бровь Макрон.
– Да, – как от чего-то ненужного отмахнулся Септимий, – от него все равно уже не было толку. Так вот, этот Муза раскрыл, что Паллас отрядил в Британию своего лазутчика, который должен был найти вас двоих и убить. И Нарцисс, едва об этом прознав, послал меня сюда, чтобы предупредить вас.