– Это для твоего же блага.

– Скажи мне, что с ними.

Я вздохнул.

– Ты и сама должна догадываться.

– Я хочу услышать от тебя.

– Некоторые умерли. Остальные на грани безумия от отчаяния.

Анья снова обратилась ко мне с мольбой:

– Позволь мне увидеться с ними. Пожалуйста, Меркопт.

– Это принесёт тебе только страдания. Я этого не хочу.

– Меркопт…

– Я и так истязаю тебя каждый день! Не заставляй меня причинять тебе ещё больше боли!

Она захлопала глазами и покорно кивнула.

– Хорошо. Больше не буду.

Я пригубил чай, проникшись его необыкновенным, освежающим вкусом. Анья пила, робко поглядывая на меня.

– Я не разговаривала тут ни с кем, кроме тебя и твоего вампира. Боюсь, я скоро забуду, как выглядят солнечные эльфы. Это сводит меня с ума.

Я напрягся.

– Вайрис разговаривал с тобой? О чём?

Анья пожала плечами:

– Он изо всех сил старался выглядеть дружелюбным. Вёл себя вежливо и ласково, совсем не так, как ты вначале. Поэтому я была рада его видеть. Вампир расспрашивал меня о солнечных эльфах, чем они отличаются от лесных, каковы особенности нашей магии. Онриллы его очень заинтересовали. Почему, кстати, он больше не приходит?

– Мы поссорились. Он не причинял тебе вреда?

– Нет.

– Хорошо.

Меня беспокоило любопытство Вайриса. Стоило ожидать, что он не удержится порасспрашивать Анью.

– Сюда в фургон он не приходил?

– Нет.

В молчании я допил чай. Анья крутила в руках давно пустую чашку.

– Он опасен? – тихо спросила Анья.

– Очень. Как и любой вампир.

– Разве? Мне он показался хорошим.

Её слова меня удивили.

– Ты никогда не сталкивалась с вампирами?

– Как? – рассмеялась она. – Откуда им взяться в Онрилл-Этиле? В детских сказках вампиры иногда упоминались, но очень редко.

Тьма и Бездна, она совсем не знала зла! И внезапно оказалась вырвана тёмными силами из своего волшебного леса, брошена в пучину ужаса и боли, но не потеряла веру в лучшее и продолжала улыбаться! Мне это казалось немыслимым.

– Вампиры лишены души. Им чужды человеческие чувства. Если Вайрис был с тобой добр, то только потому, что видел в этом какую-то выгоду. Вижу, ты мне не веришь. Но, прошу тебя, Анья, если однажды вампир станет убеждать тебя довериться ему – ни в коем случае не делай этого!

Думаю, она не восприняла мои слова всерьёз. Такова была её натура, слишком наивная для реального мира.

Весь следующий день мы говорили о Фальции. Анья засыпала меня вопросами, а когда я отвечал, ахала, ужасалась и отказывалась верить каждому новому открывшемуся ей факту. Она не понимала, как можно не любить родителей, почему фалийцы добровольно идут на смерть и отдают детей жрецам. Когда я рассказывал про обучение при храме, Анья заплакала.

– Это всё неправильно, это ужасно неправильно! Так всё исказить, так всё вывернуть! Меркопт, как вы можете так жить?

Я растерялся. Таких вопросов у меня просто не возникало.

– Мы всегда так жили. Обычаи передаются из поколения в поколение, законы проверены временем. Будь это неправильно, мы бы вымерли.

Анья только громче разрыдалась. А я сидел в замешательстве и думал. Конечно, я знал, как устроены семьи и общество в Катароне, или Анур-Этиле, или Рунии. Частично от пленников, кое-что от поступивших на службу в Тёмную Цитадель перебежчиков. Но их общественный уклад с любовью во главе угла казался мне таким противоестественным. Мне и в голову не приходило рассматривать его как альтернативный. Ведь любовь, ласка, нежность – это слабости. А сейчас меня впервые кольнуло сомнение, и я позволил себе задуматься: а что, если такой жизненный путь лучше и правильней? Что, если я, все эти годы вытравляя из души сострадание, борясь с мягкостью характера, запрещая себе привязываться к другим, ошибался? Я почувствовал обиду, необъяснимую и горькую. Словно меня в далёком детстве лишили чего-то важного, а я только сейчас это заподозрил.