Прямое шоссе серой линией бежало на юг, поднимаясь и опускаясь по холмам с пышными зелеными садами. Воллрат чувствовал себя всемогущим, проезжая через самое сердце страны, – казалось, его разум способен видеть на тысячи миль вокруг. С правой стороны земля пестрела амбарами, элеваторами и зеленеющими лугами, простираясь на восток через сотни дымящих городков – к сверкающим окнам Нью-Йорка и дальше, к залитым солнцем пляжам Ист-Хэмптона. Он знал каждый квадратный дюйм на этом пути. Слева к горизонту уходили пастбища, постепенно превращаясь в сплошные две тысячи миль пшеничных полей, угольных шахт и гор, достигающих самого Сан-Франциско. Повсюду ощущалась суета человеческих трудов и веселья. Чистый утренний воздух дрожал от накопленной жизненной силы всей страны. Дуглас сгорал от нетерпения, так торопясь в город, что не обращал внимания на пейзажи, а просто получал удовольствие от мягкой мощи двигателя.

Внезапно он осознал, как любит свою машину – будто наконец выставил ей важную оценку после нескольких недель ожидания. Он представил, как скажет: «Бывали у меня в прежние времена и “Кадиллаки”, и “Локомобили”, и “Роллс-Ройсы”, и “Изотта” – но эта малышка превосходит их все». И его тут же захлестнула волна мучительного юношеского смущения. Он понимал, что любое подобное замечание будет выглядеть вульгарной рисовкой, независимо от того, правдиво оно или нет – ему ли всего в двадцать пять лет так выражаться: «В прежние времена…» Господи! Он терпеть не мог подобные проявления мальчишества, характерные для совсем молодых людей.

Мимо промелькнул указатель:

Когда он преодолел очередной подъем, город показался вдали, сверкающий, как игрушка. Стремительный спуск, затем еще один подъем, долгий пологий поворот по девяностоградусной дуге, и город вырос перед ним, скользнул под колеса мощеной улицей и атаковал вывернувшим справа трамваем, отрезая пути к отступлению. Но Дуглас был готов играть в эту игру и перехитрил противника ловким маневром. Он зашел с тыла и проскочил дальше по гладкой стали трамвайных рельс.

Взглянув на приборную панель со множеством циферблатов и счетчиков, Воллрат увидел, что указатель горючего почти на нуле. Чуть дальше по замызганной улице он заметил гараж с бензоколонкой и направился к нему.

Снаружи висела вывеска:

Вообще-то это строение представляло собой просто старый сарай, оклеенный выцветшей рекламой сигарет и табака. Двойная передняя дверь была закрыта и заперта на засов.

Дуглас уже собирался отъехать, когда отворилась маленькая боковая дверь гаража и оттуда в солнечный свет шагнула девушка лет двадцати пяти. У нее было изящное точеное лицо с узким подбородком и высокими скулами. Из-под зеленой шляпки с глубоким проломом в тулье («ох уж эти Зеленые Шляпки»[1], – подумал Дуглас) выбивались светло-каштановые кудри. В серых, чуть раскосых глазах читался спокойный и терпеливый ум.

Ее губы слегка изгибались в улыбке, исходящей изнутри, как у пригревшейся на солнце молодой кошки, которую забавляет этот мир, известный ей с древних времен. Аккуратно одетая в недорогое платье, она держала под мышкой сумочку, натягивая перчатки. Для девушки из рабочего класса, отметил Дуглас, она держится с большим достоинством. Он наблюдал за ней со своего низкого сиденья, готовый к тому, что его заметят. Девушка остановилась, взглянула ему в глаза, на машину – без тени удивления и пошла дальше, будто видела такие автомобили каждый день своей жизни. Он знал, что это не так.