Что Марк Леви – это что-то особое. Пусть и не писатель.

Да что ж так медленно едет этот трамвай!

***

Они не стали зажигать свет и долго целовались прямо у двери номера, едва закрыв ее. Марк целовал Кристину и запускал жадные пальцы в волосы. Целовал и стаскивал с ее плеч куртку. Целовал и скидывал свою. А потом подхватил девушку под ягодицы, приподнял – и ее ноги легко и естественно перекрестились на его пояснице, а ее волосы, когда Крис наклонила к нему свое лицо, спрятали их обоих от всего мира.

На постель свою ношу Марк опустил аккуратно. Но унять нетерпение уже не мог. И, жадно целуя приоткрытые губы, принялся торопливо раздевать девушку. Жалюзи не задернуты, света с улицы должно хватить, чтобы все это… рассмотреть.

Объемный худи улетел в сторону. Оказалось, что он скрывал небольшую, но абсолютно идеальную упругую грудь с торчащими сосками.

Не удержался – и тут же припал губами. Торт «Захер» совершенно несладкий по сравнению с тем, какой на вкус ее сосок. И какие сладкие всхлипы Кристина способна издавать. И стоны. Собственные руки кажутся огромными на фоне ее груди, лучше – языком и губами. Потом вниз. Гладкий живот, который зачем-то перечеркивает пояс джинсов.

К черту!

Ее бедра дрожат, когда он тащит джинсы вниз, вместе с бельем. Смыкаются, сжимаются, когда его ладони ложатся на гладкую кожу.

Он шептал ей что-то бессвязное, утыкаясь губами прямо в то место, которое на показах «Виктория Сикрет» было прикрыто крошечными кружевными трусиками.

Все будет хорошо. Покажи мне. Мне можно.

Мне нужно!

Он исцеловал ее бесконечно длинные прекрасные ноги от подвздошных косточек до лодыжек. У Кристины вытянутые изящные ступни. Если интернет не врет – то сорокового размера. Их это не портит. Кристину ничего не портит, она совершенна вся. И он целовал хрупкие изящные ступни, лодыжки. И когда Марк двинулся обратно, снизу вверх – бедра поддались давлению его пальцев. И растворились.

Все-таки не видно ни хрена! Но на вкус – сладко. Снаружи – бархатистая, как кожица персика. Внутри – влажно, тягуче, как мед. Слизывать эту сладость как подтаявшее мороженое. А оно все влажнее, все вкуснее. Вот здесь, здесь же, да, самое вкусное?

Одно ее колено отведено в сторону. А другая нога лежит на его плече. Марк чувствует, как-то вот совсем отдельно чувствует эту изящную ступню на своем плече. Как дрожит ее стопа. Как она вдруг начинает двигаться по плечу, словно лаская, скользит вбок, назад, уходя за спину. И снова дрожит. А потом вдруг упирается плотно, и женские бедра поднимаются ему навстречу. Как поджимаются от наслаждения пальцы на ноге, впиваясь ему в лечо.

Она дрожала, всхлипывала. Делала все, чтобы это становилось еще слаще, еще… еще… еще…

Марк безошибочно точно определил момент, когда она вот-вот. Вот-вот. Вот-вот.

Языком упруго и быстро по карамельке клитора и два пальца внутрь. Ух, узко как! Он не успел сосредоточиться на этой мысли. Пальцы туго и ритмично обхватило. Бедра взлетели вверх. А он продолжал неутомимо ласкать языком то место, где сейчас билось ее наслаждение.

Да, моя хорошая, да…

Сейчас ты отдышишься, стихнет последняя дрожь наслаждения – и придёт моя очередь. Нам будет хорошо уже вдвоем, вместе. Я тебе обещаю.

Она долго дрожала в его руках. Он ждал. Не торопил. Держал в своих руках, прижимал и дышал в нежный, одуряюще пахнущий висок.

А потом Кристина повернула голову.

И Марк понял, что на него так никогда не смотрела ни одна женщина. Ни до, ни после секса. Вообще никогда.

***

Кристина даже не подозревала, что такое бывает. Это было единственное, что она сейчас про себя понимала. А еще то, что причина этого – Марк.