– Заткнись, заткнись, заткнись, – орала я, барабаня по панели, по окну и двери машины судорожно сжатыми кулаками.

Он даже не повернул головы в мою сторону. Его гнев прошёл, он снова стал спокойным и рассудительным:

– Вот и видно, что ты – сумасшедшая! И чего вопишь? Ты теперь моя жена и будешь учиться слушаться меня! Мои желания – для тебя закон. Моя цель – перевоспитать тебя. Будешь слушаться – всё будет хорошо. Не будешь слушаться – буду тебя наказывать…

– Останови машину, сволочь, я не хочу дышать с тобой одним воздухом, останови!!! Меня сейчас стошнит!

На полном ходу я начала открывать дверь.

– Вот дура!..

Тормоза заскрипели, машина остановилась.

Я выпрыгнула и побежала куда-то на ватных ногах.

…Это был сад: кругом лежали яблоки, висели яблоки и пахло яблоками.

Я прислонилась к стволу, и меня начало рвать.

«Нарушаю гармонию», – почему-то подумала я.

Я села прямо в яблоки, ноги и руки тряслись, зубы клацали…

«За кого ты вышла замуж?» – спросила я себя.

И ответ не заставил себя долго ждать:

«За дьявола».

Да, мне пришлось себе в этом сознаться: с любовью и до мелочей продуманное и подготовленное мною свадебное путешествие закончилось для меня именно там – на куче яблок в незнакомом саду.

…Все остальные дни отпуска прошли мимо меня, как сцены чёрно-белого кино – бескрасочно и тускло.

Я чувствовала себя больной от разочарования и запутавшейся в своих чувствах.

Все мои прошлые страхи и сомнения снова обрушились на меня…

О чём он говорил тогда в машине? И что имел в виду? Какое такое перевоспитание? И в чём я должна его слушаться?

Я лихорадочно искала логику в его словах и не могла найти, как не находила никакого объяснения его поведению.

И пропорционально моей неуверенности стали расти и мои страхи.

А Гюнтер казался вполне довольным и счастливым, целыми днями таская меня по выставкам, вечерами легко и быстро впадая в летаргический сон, а ночами неожиданно запрыгивая на меня в порывах тупой звериной страсти. Он даже не находил нужным будить меня или быть ласковым…

Иногда он пытался сделать «своё дело» тихо и незаметно, чтобы я не успела проснуться, но чаще всего я бывала просто вырвана из сна и не понимала, что происходит. А когда до меня доходило, что кто-то как раз занимается со мной сексом, этот кто-то уже храпел в отключке.

Стоит ли упоминать, что я чувствовала себя использованным неодушевлённым предметом, чем-то вроде надувной резиновой куклы из секс-шопа?

Оставшуюся часть ночи я тихо и зло плакала в подушку…

На мои упрёки утром (почему не разбудил?), он холодно и веско отвечал:

– Мне так захотелось – и я так сделал. Причём здесь ты?

А ведь действительно, причём?

Гюнтер будто и не замечал моего хмурого вида, а может, не желал замечать. Но, скорее всего, он просто наслаждался этим коктейлем моих чувств: злости, растерянности и уныния.

Где-то через неделю он спросил:

– Из-за сына, что ль, горюешь? Да чёрт с ним, пусть живёт с нами.

Но растерянность моя не проходила…

Мне было как-то странно себя жалко: человек рядом со мной казался мне теперь чужим дядькой, с которым я почему-то должна жить. Мысли о нём, о резкой перемене его отношения ко мне, вызывали у меня тошноту и приступы головокружения, и я боялась сама себе признаться в том, что начинаю его по-настоящему бояться…

…В одном из многочисленных соборов, которые мы регулярно осматривали на протяжении всего нашего путешествия, я увидела необычную статую Христа.

Иисус сидел, положив руки на посох и опустив голову. Лицо его было усталым и… словно бы отчаявшимся.

Статуя была сделана из дерева, а не из камня, и будто излучала тепло и сочувствие. Я долго всматривалась в лицо Христа и вдруг, неожиданно для самой себя, повалилась к его ногам: