Когда мы в Мабалакате узнали, что он возвращается, один из офицеров сказал:

– Бьюсь об заклад, что когда Канно приедет, то скажет: «Эта чертова операция началась так, как я предсказывал».

После того как звено новых истребителей село в Мабалакате, Канно удивился, почему его слова были встречены взрывом смеха. Но ведь, едва спустившись из кабины на бетонную дорожку, он произнес:

– Эта чертова операция началась так, как я и предсказывал!

Именно о Канно как командире спецподразделения камикадзе подумал Тамаи в первую очередь, когда впервые официально прозвучало предложение о создании такого подразделения. Я знал, что, будь Канно в это время на месте службы, он настаивал бы на назначении его командиром первого подразделения смертников. Поэтому я не удивился, когда по возвращении с родины японский ас нашел меня и с завистью сказал:

– Капитан Накадзима, мне хотелось бы быть на месте Сэки!

– Не глупи, Канно, – ответил я. – У тебя впереди достаточно шансов. Не важно, кто будет первым, а кто вторым. Ты ведь в прошлом не гонялся за славой, почему ты это делаешь теперь?

– Вы правы, – ответил ас, – но мне хотелось бы стать первым камикадзе.

Он в официальном или неофициальном порядке настойчиво добивался зачисления в подразделение смертников, но его заявления и просьбы постоянно оставлялись без внимания. Летчики его класса были слишком необходимы для выполнения заданий по сопровождению и перехвату, чтобы использоваться иным образом.[10]

Не менее значимым следует считать вклад адмирала Аримы, прибывшего на Филиппины менее чем за неделю до того, как адмирал Ониси сформировал первые подразделения камикадзе.

Арима, командующий 26-й авиабригадой в Маниле, явился образцом достоинства офицера. Пунктуальный, основательный, дотошный и педантичный, он носил безукоризненно сидящий военный мундир даже под яркими лучами тропического солнца. Подтянутый и элегантный, не повышавший голоса, адмирал происходил из семьи почитателей конфуцианской традиции, которые в течение ряда веков служили на юге Кюсю главам феодального рода Кагосима. В короткие часы досуга он читал древние классические книги по военному искусству с потрепанными обложками. В ответ на вопросительные взгляды он смеялся и пояснял:

– Это книга по тактике моего прадеда.

Его деликатность не содержала и намека на способность совершить отчаянный поступок.

Штаб 26-й авиабригады в Маниле размещался в прекрасном здании западного стиля, где у адмирала Аримы имелись удобные апартаменты. Но он предпочитал жить в крохотной хижине рядом с командно-диспетчерским пунктом аэродрома Николс, единственным предметом мебели которой была легкая походная кровать. Когда на аэродроме не было дел, адмирал, как полагали его офицеры, либо отдыхал в своей хижине, либо уходил в столовую. Он часто говорил:

– Здесь чудный воздух. Думаю, это самое полезное для меня место.

21 сентября палубная авиация американских авианосцев впервые подвергла бомбардировке Манилу. Из-за несовершенства наших радаров, систем наблюдения и связи налет застал авиабазу Николс почти врасплох. Адмирал Арима находился на летном поле, отдавая команды по подъему в воздух истребителей в условиях непрерывной бомбежки. Он отказывался покинуть незащищенный командно-диспетчерский пункт, пока ближе к окончанию налета один молодой офицер не стал настаивать на том, что будет стоять рядом в качестве живого щита. Потом Арима мрачно объяснил:

– Мне пришлось уйти в бомбоубежище, потому что младший лейтенант Канамару, кажется, приготовился умереть за меня.

Сентябрьские налеты противника были лишь прелюдией к более разрушительным рейдам. К середине октября Верховное командование объявило: судьба родины зависит от исхода предстоящей великой битвы, каждый должен сделать все возможное.