Это здравое рассуждение придало ей душевных сил. Она легла спать.
И заснула только под утро.
А утром подумала, что дядюшку её господь уже тридцать пять… да, именно тридцать пять лет не карает. Впрочем, мужчинам всегда легче жить.
Глава 22
Артамон Матвеев открыл дверь и поклонился. Глазам его представилась знакомая картина: сухощавый бодрый старик выговаривает двум молодым парням, точнее парню и подростку – Андрею было семнадцать лет, Семену четырнадцать.
– Я вам что сказал? У кого сказал покупать?
– Батюшка, – тоном мученика отвечал Андрей, – не было у него!
– У вас всегда так: то не было, то не получилось, то не хватает.
– Прости, батюшка, виноваты, – пришёл на помощь старшему брату Семён.
Артамон улыбнулся уголками рта: эту формулу придумал он, он же и научил ей брата.
– Не виноватиться надо, а сразу делать правильно, – назидательно ответил Алмаз Иванович. Но браниться временно перестал. Ненадолго.
– Ты почему не кланяешься?
– Я поклонился сразу как вошёл, батюшка.
– «Как вошёл»! Кланяться надо так, чтобы тебя видели. Здесь-то тебе всё с рук сойдёт, а в Кремлёвских палатах – нет. Учи тебя, не учи – всё без толку.
– Прости, батюшка. Виноват.
– Не прощения надо просить, а делать всё вовремя.
Молодой человек подошёл к старику, встал на колени и коснулся лбом пола. В чёрных глазах старика мелькнула искра нежности, но быстро исчезла: Ерофей Иванов, для оберегания от бед прозванный «Алмазом», был сухощав телом и сух характером, а ещё умён, деловит и всегда всем недоволен. Он заправлял делами всемирной важности, но людей, испытывавших к нему хотя бы подобие тёплых чувств, можно было пересчитать по пальцам одной руки; пасынок был одним из этих немногих.
Поприветствовав приёмного отца, Матвеев поднялся и пошёл к братьям. Андрей слегка поклонился, Артамон слегка шевельнулся.
– Как вы кланяетесь, – немедленно начал Иванов, – Андрей, ты старшего брата встречаешь! Поклонись как следует!
Андрей поклонился «как следует»; старший брат ответил легким полупоклоном.
Семён сразу отвесил поясной поклон и улыбнулся; старший брат поклонился не так низко и приобнял младшего.
– Что телячьи нежности разводите! Вы парни или девки сопливые?
– Прости, батюшка. Виноват! – ответили братья одновременно и сами удивились.
– Вы что, над отцом смеяться вздумали?!
– Нет, батюшка! Что ты!
– Случайно так вышло.
– Тоже мне, «случайно»!
В дверях появился слуга и застыл в ожидании. Когда взгляд чёрных глаз хозяина коснулся слуги, тот резво поклонился и начал:
– Обед…
– Ты что стоял полчаса, как болван?! – грозно вопросил хозяин. – Кланяться надо сразу, как войдёшь!
– Прости, хозяин, виноват, – ответил слуга господской формулой, переделанной слугами для себя. Алмаз Иванович временно перестал браниться. Ненадолго.
– Почему тарелки лучшие на столе? Почему не бережёте дорогую посуду?
– Хозяйка велела, в честь твоего приезда.
Хозяину было приятно это услышать, но вслух он сказал:
– Тоже мне, событие!
Во время обеда Матвеев отчаянно скучал. Отец всё время ворчал, с Семёном поговорить было невозможно: стоило Алмазу Ивановичу услышать шёпот, как сразу прилетало замечание – а слух у него был острый. Женщин не было: мать семейства, в соответствии со старомосковскими правилами хорошего тона, обедала отдельно, у себя в тереме.
Когда Кирилл и Анна, дети небогатых помещиков, приехали в Москву и жили поначалу, ради экономии денег, в одной комнате, они посчитали глупым есть по отдельности и усаживались за один стол, находя совместные трапезы одной из приятностей брака. Брат Кирилла, Федор, безропотно подчинился уже сложившимся традициям, а Матвеев с удовольствием принимал приглашения в гости «по-семейному». Он сам не понимал, почему ему так приятно присутствие Анны, а сидеть за столом с невестой оказалось ещё приятнее. Интересно, а матушке скучно одной? Или ей так лучше? И будет ли им, четверым мужчинам, приятно её присутствие в столовой палате? Артамон чуть не рассмеялся, представив себе лицо отчима, если он ему такое предложит.