в этом памятнике наиболее логично и естественно связать с литературно-церковными контактами, которые засвидетельствованы между Сазавским монастырём, где вероятнее всего и был осуществлён перевод, и русскими культурными центрами.

Прямой связи слов дружина и друг в старославянских текстах не прослеживается. «Етеръ другъ» в Житии Мефодия следует объяснять не как указание на дружинника Святополка, а как сочетание двух местоимений и переводить как «некий другой». Никаких дружинников нет и в мефодиевском переводе «Закона суднаго людем».

Слово друг существовало в древнечешском языке как социальный термин, но обозначало оно не члена дружины правителя (князя) как военно-социальной организации, а зависимого человека на частной службе – слугу или клиента. В таком смысле, надо понимать это слово, упомянутое во множественном числе в одном месте Востоковской редакции «1-го старославянского Жития св. Вячеслава».

Стоит отметить, что в древнерусском языке значение слова друг известно только одно главное – "приятель, товарищ"[347]. Несмотря на то, что древнейшие русские источники несравненно более многочисленны, чем тексты на других славянских языках, а в частности, более обильны и по упоминаниям социальной терминологии, на Руси это слово не фиксируется в значении "член дружины". Конечно, в живом языке ощущалась связь между словами друг и дружина (ведь второе из них— собирательное, производное от первого), и в определённых контекстах или ситуациях «други» (во множественном числе) могли быть взаимозаменимы с «дружиной». Так, в древнерусском переводе «Пчелы» (XII— начало XIII в.) греческое

("друзья") девять раз передаётся как , хотя в большинстве случаев (более десятка) – как[348]. Характерно, что почти во всех случаях первого рода речь идёт об окружении правителей – значит, слово дружина казалось уместным именно в таком контексте, и это свидетельствует о его определённой семантической спецификации. Эта спецификация, вполне соответствующая тенденции, зафиксированной в болгарских памятниках и во «2-м старославянском Житии Вячеслава», будет показана ниже на летописном материале.

Вместе с тем, было бы неправильно придавать таким случаям взаимозаменимости слов

и какое-то решающее значение. Контекст, в котором она происходила, мог быть самым разным. Эти два слова сближались также, например, под влиянием церковно-религиозной литературы, в которой люди, связанные единством веры, особенно в иноверном враждебном окружении, нередко именовались «дружиной» (ср. выше примеры из старославянских житий и месяцесловов) и в которой, с другой стороны, тот ближний, к которому христианство призывало относиться с милосердием и любовью, нередко обобщённо именовался «другом»[349]. Так, например, в Н1Лмв сообщениях о посольствах новгородцев в Швецию под 6856 (1348) и 6858 (1350) гг. одни и те же люди – члены посольства – обозначаются сначала как «Аврам со своими другы», а потом «Аврам и Кузма и дружина их»[350]. Именование новгородского посольства именно таким образом, очевидно, объясняется контекстом: здесь же указывается цель посольства – спорить с Магнусом, королём шведским, «коя вѣра лучши», – и о решении новгородцев защитить православие сообщается в приподнято-торжественном духе. В данном случае более обычным и естественным было употребление слова дружина (спутники, товарищи), но пафос сообщения вызвал появление слова, привычного в церковно-религиозном контексте – друг. В «Пчеле», наоборот, более простым был прямой перевод , но в описании отношений правителя с его окружением переводчик посчитал более подходящим или выразительным слово