В первые годы учёбы родители ездили к ней, после она стала приезжать сама на Новый Год и майские праздники; побыв дома денёк-другой, она спешила назад, в свою бурлящую жизнь. В этот раз ей предстоит задержаться подольше – отец упал с велосипеда по дороге на работу и повредил ногу.

Ни разу за время своего короткого пребывания дома она не видела ни машины Ярослава, ни его самого. Зато пару раз видела мотоцикл его отца, и лишь это говорило о том, что дом не пустует. Проезжая мимо Костровых по разбитой дорожке, заваленной пожелтевшими листьями, вслушиваясь в шорох собственных шин, она невольно бросает взгляд на их дом. Под навесом стоит мотоцикл Михаила. Машины Ярослава нет – наверное, он на работе. Алиса слышала, он много работает. Ярик Костров остался в её прошлом вместе с наклейками «Зачарованных», кассетами «Спайс Гелс» и диснеевскими мультиками на сиди-дисках – полустёртым воспоминанием с горько-сладкими нотками ностальгии.

Алиса заворачивает на посыпанную галькой дорожку и паркуется возле отцовского гаража, замечает, как разрослись сорняки и разбился асфальт.

– Алиса! – мама встречает её на улице, в переднике, обсыпанном мукой. Алиска улыбается ей, но выходит как-то грустно – мама заметно постарела. Странно, ведь в прошлом году это было не так заметно.

– Привет, мама. – Алиса обнимает её и, щёлкнув кнопкой автомобильного замка, проходит в дом.

Отца она видит в любимом кресле у телевизора. Рядом с ним – костыль, нога лежит на банкетке. Алиса замечает, что носок у него на ноге посерел от частых стирок. Ей вдруг становится так жаль их обоих. Им ведь всего по пятьдесят восемь. Или уже… Она не замечала, как летит время, не замечала, пока один из них не стал беспомощен. Когда-то они были её опорой, её путеводными звездами. Скоро настанет её черёд быть опорой для них.

– Милая, привет, – отец оглядывается, услышав, как скрипнула дверь. – Ты что, плачешь? Да брось, я в порядке, опухоль уже сошла. – Сергей Васильевич искренне улыбается ей, и Алиса старается сдержать слезы, чтобы не испортить встречу. – Спасибо Ярославу.

– Вы общаетесь? – Алиса отчего-то настораживается услышав это имя, особенно в таком ключе. В последний раз имя Ярика Кострова произносилось в их доме далеко не с благодарностью.

– Да не сказать. Я упал, как раз когда у него был выходной. Он мне здорово помог. Даже в травму не понадобилось ехать.

– А стоило бы! У него ведь не рентгеновское зрение! – Она садится на краешек танкетки, пытается осмотреть ушибленное колено и понимает, что её общих знаний недостаточно. Начинает злиться.

– Алис, талонов сейчас нет на рентген, замучаюсь ждать. Всё нормально, не переживай.

Но она злится, и не только на беспечность отца и свою неподходящую квалификацию. Ярослав вдруг оживает, призрачный образ из её воспоминаний вдруг обретает плоть. Она понимает, что Костров – её первая любовь – где-то рядом: он продолжает жить по соседству, работать и, вопреки злым языкам, до сих пор умудряется не сесть в тюрьму, не спиться и не умереть в драке. Алиса будто бы снова проваливается в свои шестнадцать, в точку отсчёта до начала своей новой, взрослой жизни, в которой таким незначительным глупостям, как первая влюблённость, уже нет места. Её охватывает знакомая растерянность, но Алисе уже не шестнадцать. Она быстро берёт себя в руки и решает поддержать разговор.

– Как он?

– Сдал экзамен недавно. Это значит, он теперь главный в бригаде. На сложные случаи ездит. Все-таки взялся за ум.

– Бросил эти свои бои без правил, – вклинивается мама, выделяя «бои без правил» небрежной интонацией.