Майора Митрофанцева никто не задерживал, обвинение ему предъявлено не было. Он просто получил предложение уйти и упираться не стал, тем более что выслуга у него имелась. Но Стасов освободившееся место так и не занял, начальство сочло его недостойным. При чем здесь капитан Павлов?

– А про себя что можешь сказать? – спросил Максим.

Стасов смотрелся внушительно. Черты лица правильные, не грубые, но какие-то очень плотные. Не атлет, просто спортивного сложения, однако кость у него крепкая, тяжелая. В нем чувствовалась даже не мужская, а мужицкая сила, близкая по своей природе к богатырской. Он и как опер был хорош, и взгляд у него умный, и показатели раскрываемости говорили сами за себя.

– Это тебе судить, начальник! – с усмешкой сказал Стасов. – Поживешь – увидишь. Сказать за себя я могу только одно. Мне без моего дела!.. – Стасов очень убедительно выразил свою тягу к оперативной работе, приложив к горлу два пальца, разведенных в букву «v».

– Вилы? – осведомился Максим.

– Они самые, – ответил Стасов.

– Лишь бы не в бок.

– Не понял.

– Журнал такой раньше был, «Крокодил», там вилы в бок. А у нас доска позора!

Майор Штанов предложил создать доску позора, эта безумная идея никем всерьез не воспринималась, но в массы тем не менее проникла.

На столе звякнул телефон, соединяющий кабинеты напрямую. Судя по всему, Малахов поднял трубку и тут же ее опустил. Он таким вот способом вызывал к себе Максима или сделал это случайно.

Оказалось, что Малахов его вызывал. Он сидел за столом и с добродушной иронией смотрел на Максима. Мощный мужик, черты лица грубые, но не отталкивающие, скорее располагающие к общению. Взгляд у него был наполнен суровым добродушием мужика, уверенного в себе всегда и во всем. Он навевал спокойствие на своих и нагонял тревогу на чужих. Сильная шея, могучие плечи, каменные кулаки.

Примерно так и должен выглядеть боец октагона. Малахов всерьез увлекался боями без правил. Лига вроде бы любительская, но бьют там умеючи, вполне профессионально.

– Товарищ подполковник!.. – начал Павлов.

Но Малахов осадил его, движением руки указал на приставной стол.

– Проветриться не хочешь? – издалека начал он.

– Стряхнуть, так сказать, с себя бумажную пыль, да?

– Бумажная пыль, – сказал Малахов, глянув на шкафы, за стеклянными дверцами которых громоздились папки с подшивками. – Какая-то она здесь уж очень тяжелая.

– В сон клонит, – заявил Максим.

– Спать мы с тобой на пенсии будем. Человек пропал. Таксист. Заступил вчера в ночную смену и с концами.

– Так, может, загулял где?

– Вот и разберись, найди человека. Такое вот образцово-показательное задание.

– Образцово-показательное?

– Яхонтов уже ставки принимает, справимся мы или нет. Я думаю, примерно три к одному.

– Против нас?

– Против нас.

– Я тогда Стасова возьму, посмотрю, каков он в деле.

– Как он, на твой взгляд?

– Пока потемки. Но возможен свет в конце тоннеля.

– Солнечный свет? Или прожектор локомотива? – осведомился Малахов.

– Да кто ж его знает.

– Пусть Стасов старые дела дожимает, а новыми с Груздевым займись.

«Шкоду» Скалочникова они отыскали, что называется, с ходу. Достаточно было позвонить диспетчеру компании, на которую работал пропавший таксист, и он тут же выдал координаты.

Опера нашли машину в районе заброшенной фабрики, напротив ворот, которые казались бездействующими. Дверцы закрыты, но не заперты, в салоне никого и ничего нет. Только выключенный смартфон в пластиковом держателе. Его можно было увидеть как через стекло в дверце водителя, так и через пулевое отверстие в нем.

– Стреляли? – спросил Груздев.

– Стреляли.