Дебил. Ну почему рядом с ней даже через чертову дверь я не могу сдерживаться.

— Спокойной ночи, Владимир Прохорович, — звучит после короткой паузы, и я роняю руку, что прижимал к двери, сжимая ее в кулак. Как мантру себе повторяю: «Она отличная секретарша, а трахать можно кого угодно. Кого угодно». На сегодня будет достаточно руки.

Правая за день вроде расшевелилась.

Кому-то, может, и нужно порно, а мне достаточно босых ног Полины и звука того, как они шлепают по кафелю, который, похоже, останется в памяти надолго.

Первый оргазм — всего пара движений по члену. Закрыв глаза, легко представить, что делает это Куликова, таким вот образом желая мне спокойной ночи.

Второй оргазм наступает не так быстро, но стоит снять с образа голой Куликовой все стикеры, как напряжение спадает, а рука наполняется горячей спермой. И уже бы спать пора, но по телеку кто-то выламывает дверь, и я представлю, что это я врываюсь к жаждущей ласке Куликовой и сшибаю ее с ног, чтобы уложить прямо в прихожей и ворваться меж гостеприимно раздвинутых ног.

Третий оргазм никак не наступает, хотя рукой я работаю уже минуты три. Но когда рука уже немеет, и я просто перестаю ее чувствовать, в мозг стреляет вспышка, которая жидким огнем растекается по венам. А сквозь хриплый стон проступает дикое:

— Куликова…

* * *

Утром в офисе никого, я быстро беру нужные документы и спешу к машине. И не успеваю уйти, в лифте сталкиваюсь с Полиной. Судя по свежему цвету кожи, кто-то прекрасно спал, и только за это я ее ненавижу. Только мне спиться плохо?

— Доброе утро. Вы не опаздываете? — проходит она мимо меня, мельком посмотрев в глаза. Эй, я теперь пустое место?

— Мне тут ехать пять минут.

— Тогда подпишите пока приказы, чтобы потом не думать про это.

И как про это не думать...

Еще пару минут побыть с ней, ощутить запах ее сладкого шампуня. Ладно.

— Давай свои приказы, — иду за ней, оценивая, как смотрится сзади новый брючный костюм. Она чуть наклоняется, берет со стола бумаги и раскладывает передо мной, подавая ручку своими тонкими, длинными пальцами. И ноготки не длинные, но острые. Как надо...

Я беру ручку правой рукой, но понимаю, что сейчас вообще ни черта не подпишу. Ручка падает, и Полина, нахмурившись, наклоняется над ней. Потом вдруг смотрит на меня с жалостью.

— У вас Паркинсон?

— Что? — я даже не понимаю, о чем она. — Что это?

Она поджимает губы, уже внимательнее смотря на мою руку.

— Болезнь такая. Когда мозг перестает контролировать мышцы рук. Просто вы выронили ручку, и я подумала…

Полина отходит от меня на приличное расстояние и коротко кивает.

— Распишетесь потом, когда сможете.

И мне впервые стыдно за то, чем я занимался вчера три раза. Впервые стыдно перед кем-то помимо матери, словно Полина не догадалась, а увидела это своими глазами. Лучше бы поучаствовала, ей Богу.

— Хорошего дня, Владимир Прохорович.

— И вам, Куликова. И вам, — прощаюсь я и выхожу, возвращаюсь в лифт, чтобы спуститься на парковку к машине. А по дороге размышляю, а можно ли опуститься до шантажа собственного сотрудника, если надоело дрочить? Но ведь сначала нужно выяснить, чем можно ее шантажировать. И то, что она знает про подобную болезнь, наводит на определенные мысли.

— Кирилл, здорово. Как сам?

— Все огонь, только вы просто так не звоните, Владимир Прохорович.

— Не звоню, тут ты прав. Сможешь кое-что узнать?

— Думаю да, а можно немного больше информации?

— Куликова Полина Сергеевна. Очень близко знакома с болезнью Паркинсона. Скорее всего болеет кто-то из родных.

— Наверное, спрашивать, зачем вам, это не стоит?

— Жду информацию, — без комментариев отключаюсь и абстрагируюсь, занявшись текущими делами.