Никакой Фейсал аль-Рахим не получит Анджелину Саадат, пока она нужна мне самому. 

Анджелина 

С работы меня встречает машина с личным водителем. 

Как всегда — черный Мерседес подъезжает на паркинг центрального бизнес-центра ровно в 18:00. Довозит до резиденции моего отца за двадцать пять минут и пятнадцать секунд. Везет по широкой магистрали Асада, которая не меняется изо дня в день. Порой мне кажется, что по ней проезжают сотни одних и тех же машин. 

В том же самом порядке. 

В том же ритме. 

Как в матрице, бесконечной петле времени, повторяющемся сне…

В моей жизни ничего не меняется, более того — она расписана до мелочей моими родителями, Аллахом, правителем Анмара. Кем угодно, только не мной. Все, что у меня есть, лишь иллюзия свободы и полной жизни. Почему иллюзия? Потому что я не распоряжаюсь своим временем, я не выбираю, как провести свой день. Все уже написано за меня, предначертано. Родители скажут, что это «мактуб» с многозначительным вздохом, а я скажу — пиздец это, вот что. 

Сияющим огоньком счастья и лучом надежды во всей этой серой и однообразной рутине, больше напоминающей путь по засохшей пустыне, является завтрашний «Саботаж». Этим вечеринкам в пустыне уже несколько лет, и о них никому лишнему неизвестно. Разумеется, до тех пор, пока их покрывает Коулман и его гениальный мозг, способный любой «грех» накрыть мантией-невидимкой. 

Ну и моя работа меня радует, потому что, когда я начинаю программировать и решать практические задачи, время для меня останавливается и я полностью растворяюсь в потоке цифр и звука компьютерных клавиш. 

Но только когда я дома. 

В офисе у нас опен-спейс, а это значит, что в любую минуту мимо меня может пройти Мердер. Иногда мне приходится заставлять себя не заглядываться на него. Не пристало дочери шейха любоваться директором одной из крупнейших компаний Анмара и пускать на него слюни. 

А так хочется…без стыда, без оглядки, безрассудно…и не только смотреть, но и трогать. Знать и чувствовать, что мой он, только мой. Да только я со своей наивностью не вписываюсь в его дерзкий мир, где каждую ночь его член согревает новая шлюха. Чем они отличаются для него от резиновых кукол, я не имею понятия. Но слухи, которые ходят про Коулмана, мне совершенно не нравятся. Верить в них упорно не хотела. Но прекрасно вижу, как он общается с некоторыми сотрудницами-американками, что не утруждают себя дресс-кодом и напяливают в офис довольно откровенные офисные наряды. Порой Мердер смотрит на женщин, как лев на разделанный шницель. 

 В свою очередь эти рафинированные и распущенные американки тоже трахают его взглядами. У меня внутри все немеет, болезненно ноет от осознания, что они могут позволить с ним все, что угодно…в любую минуту. Просто закрыться в его кабинете и оседлать его на рабочем кресле. Просто сесть в его машину, взять его за руку, положить на бедро руку. Просто накинуться и целовать до тех пор, пока он благосклонно принимает эту ласку и близость. Все внутри безбожно закипает до обжигающих температур. Я ненавижу всех этих женщин и в то же время меня возбуждает любая грязная и запретная мысль о Коулмане. И я сжимаю бедра, яростно покусывая кончик шариковой ручки.  

Боже. Ну почему меня так безвольно тянет к тому, что настолько запретно? 

И каждый раз, получая оргазм наедине с собой, я шепчу его имя, мечтая в этот момент прикасаться к нему, вдыхать аромат его кожи, просто быть рядом… 

— Энжел, ты занята? — едва ли не ломаю зубы о ручку, как только слышу стук в дверь в сочетании с нежным голосом матери.

— Нет, заходи, — инстинктивно выпрямляю спину и убираю ноутбук с колен.