В повозке девочку слегка укачало, ко всему прочему, магическое истощение, полученное Еленой в горах и едва не спалившее её дар, давало о себе знать. Но, разве можно усидеть на месте, когда подвернулась возможность улизнуть от строгого надзора? Елена, прямо-таки, ощущала, как у нее чешутся пятки.

Конечно, пройдет время и боль от потери станет менее острой, простые детские радости вновь нарисуют улыбку на лице ребенка, но девочка жила сейчас, этим мгновением, этим днем.

Она воспользовалась первой же возможностью получить тот самый, такой необходимый и желанный глоток свободы.

Остановившись среди высоких деревьев – вернее, это был обычный кустарник, но для пятилетней девочки и куст – дерево, Елена, отдышавшись, обрадованно огляделась по сторонам, стянув с лица плотный платок, хорошо защищающий от дорожной пыли и мелкой мошки, так и норовившей залететь в нос и рот. Платок, по словам Стерхи, защищал малютку еще и от какой-то, невидимой глазу заразы, распространяемой Дангутой. Что уж там за зараза зловредная привязалась к полугномке, девочка понятия не имела, но сам платок успел ей изрядно надоесть. Пользуясь тем, что никто за ней не наблюдает и не пытается указывать, что и как, Елена стащила запыленную тряпку со своего лица и засунула в маленькую торбочку, которую постоянно таскала с собой. В той торбочке хранились ее немудреные сокровища – какие-то интересные камушки, пестрые перышки, крохотный флакончик из-под маминых духов и кукла – «не шалунья» Лизма, вечно таращившая на всех выпуклые глаза. Была еще яркая лента-пояс, она очень нравилась Елене, но Стерха забрала ее у девочки, очень извиняясь при этом и объясняя, что носить такие ленты опасно и, прежде всего, для самой Арлиэллы. Маленькая госпожа не спорила, молча глотая слезы и провожая ленту глазами, полными боли.

Свой медальон Елена отдавать отказалась – девочка всегда носила его на тонкой цепочке и долгими вечерами гладила приятную серебристую штучку, чувствуя щемящую боль в сердце и странное тепло, исходящее от дешевого украшения.

– Хорошо-то, как! – ахнула Елена. запрокидывая голову вверх – деревья-то, какие великанистые! Это вам не скучная степь и не пустынная лесостепь, в которой, порой, встречаются небольшие рощицы, но и все.. Разве интересно? Ничуть! А, здесь – раздолье! И, тишина! Наконец-то она одна, как ей того и желалось!

Лесные великаны столпились вокруг маленькой девчушки, наряженной в обычное платье ребенка из небогатой семьи – то самое платье из шелка, бывшее на Елене в момент горного обвала, Стерха тоже забрала, буркнув что-то невразумительное, но Елена и не пыталась протестовать, понимая, что станет слишком выделяться в своем привычном одеянии среди простых людей. Гибкий мозг ребенка очень быстро перестроился и приспособился к новой реальности. Елена осознала, что они – в беде и что от ее послушания зависит безопасность всей их крохотной группы. Иначе – смерть! Она умрет, как отец, как мама и как брат, не успев ничего понять и не успев отомстить! И, оплакать!

Отомстить хотелось.

Мысли о мести жили в сердце ребенка, жгли его нестерпимой болью. Арлиэлла поклялась отыскать и жестоко отомстить обидчикам своей семьи. Она понимала, что никогда больше не вернется ее прежняя, беззаботная жизнь.

Детство девочки закончилось рано и слишком жестоким образом.

Мелькали шершавые стволы деревьев, пестрым ковром ложились под ноги высокие травы, трепетала на ветру зеленая листва, а девочка упрямо шагала вперед и по ее нежному личику текли и текли слезы, горячие, как вечернее молоко.

Елена никогда раньше не была в настоящем лесу – парк при дворце она лесом считать отказывалась и потому, ей все было интересно. Медленно отступала горечь, уже не так спазмы стискивали горло, да и слезы, наверное, закончились. Теперь она просто шла, тараща глаза, как на обычной прогулке, незаметно для себя начиная прислушиваться и к шелесту травы, и к пению кузнечика в зеленых зарослях.