И вновь разброд и шатания в мыслях, и вновь поиск. Как-то один приятель нашептал ему о курсах гидов при тогдашнем «Интуристе». Тот к тому времени сам их уже закончил и вовсю работал. Рассказывал он о них так красочно, как сектант трубит о своей церкви очередному пойманному у метро «лопуху», что Баклажанов волей-неволей всячески проникся. Тем более одет он был в «косуху» и «казаки», чем уже окончательно убедил Боруха, что это был верный путь к сладкой жизни.

«Гидовство», назовем его так, вообще ремесло великое. Во-первых, оно отчасти путешествия заменяет, просто в поездки едешь ты сам, а тут весь мир у себя принимаешь. Со всего света люди к тебе едут со своими обычаями, культурой, манерами и историями, и ты, считай, за один день в десятке стран побывал. Одни тебе про тонкости родео и фастфуда доложат, другие про то, во сколько и как чай пить правильнее и газоны стричь, третьи – откуда на внедорожниках «кенгурятник» взялся, а от четвертых что-нибудь про наркобаронов выведаешь. Ты же в свою очередь их живописью и архитектурой попотчуешь и «окультуренными» восвояси отправишь. Вот такой бартер, в чем-то равнозначный, в чем-то нет. Всяко интереснее, чем по ларькам пивом торговать или по «стрелкам» ездить.

Мысли эти часто посещали Боруха в минуты ожидания. В них же он был и тем ранним утром, когда ждал прибытия очередного круизного корабля на 33-ий причал торгового порта. Эти ощущения трудно передать, когда солнце только встает над тихой гладью воды, и вот вдалеке появляется он – белый лайнер. Сначала он маленький, как дитя в колыбели, но с каждой минутой растет ввысь и вширь, как человек с годами набирается мудрости, и вот ты уже смотришь на него снизу вверх, как на купчинскую девятиэтажку.

– Вы Борух Баклажанов? – раздался сзади голос, вернув его из минутного забытья.

– С вечера как минимум!

– Я Ирэна, мы с Вами в паре гостей в Эрмитаж повезем. Автобусы под завязку грузить будут, а в музее наш уже на две части разделим, чтоб работать легче было! – сказала она.

– Родители Ваши легких путей не искали, смотрю, могли б и на «Ирине» остановиться, – с улыбкой бросил Баклажанов.

– Странно это именно от Вас услышать, Борух! – парировала та.

– Принимается!

– По пути, – продолжила Ирэн, – говорить будем поочередно, но если я почувствую, что чаевые уплывают, как говорил коллега Бернблит, я буду вынуждена забрать микрофон и включить резерв.

– Приятно, что цитируют великих! – послышалось сзади.

Это и был Миша Бернблит, который случайно услышал их разговор. «Мишей» он, правда, был единицам, поскольку Михаил Владимирович был из старожилов. Отрасль эту он двигал еще со времен Батыя, снискав недюжинное уважение, и всяческих вольностей себе не позволял – на работу выходил исключительно в костюме, как парторг на собрание, и с дипломатом, чем поначалу Боруха несколько насторожил, поскольку одного человека с дипломатом он уже знавал. Роста Михаил был невысокого и чуть полноват, что отнюдь не мешало ему носиться по причалу как метеору и раздавать ценные указания молодежи, для коей он уже тогда был ходячим монументом. В общем, он был еще той старой «интуристовской» выучки и школы, а та ковала знатно.

Время пролетело довольно быстро. После Эрмитажа был тур по городу со всеми известными фото-стопами, и вот они уже прибыли обратно в порт. День к тому времени уже клонился к закату, но то было время белых ночей, да и погода радовала как никогда.

– Может, в кафе каком посидим в центре, если время позволяет? Я угощу чем-нибудь, а потом по набережной прогуляемся за те же деньги? – предложил Борух.