– Нас кто-то догоняет? Успокойся, Абу, ничего я не накаркал! Косолапые не катаются на повозках. Это просто попутчики, спрячься пока в фургон и смотри за своим ящиком!

Сообразительная обезьянка юркнула под матерчатый полог, а я продолжил движение рядом с передним колесом повозки, периодически оглядываясь назад в ожидании неизвестных гостей. Подумав, я решил укрыть свой, не последний козырь, в рукаве.

– Нэд, беги в кусты и не показывайся без моей команды!

Пес, повинуясь приказу, свернул с дороги и скрылся в растительности. Где он находится, я уже не видел, но точно знал, что при необходимости он моментально появится рядом. Наконец и я расслышал топот лошадиных копыт и скрип ступицы колес повозки. Из-за поворота показалась карета в сопровождении четырех колоритных всадников. Разноцветные перья на шляпах, серые плащи и притороченные шпаги однозначно указывали на знатность пассажира кареты. Изучив местные порядки, я точно знал, что необходимо делать в такой ситуации. Свернув на обочину и остановив фургон, я снял свою соломенную шляпу, прижал ее к груди и склонил голову. Упряжка из четырех лошадей спокойной рысью тянула карету без особого напряжения. Устройство самой повозки представляло, как я думаю, верх местной технической мысли. По внешнему виду она очень походила на классический фиакр с поднятым задним складным матерчатым верхом, полностью прикрывающим задний диван от солнца и осадков. Острым взглядом я заметил, что переднее правое колесо еле заметно поигрывало. За богато одетым нерадивым кучером на заднем диване сидели две женщины в серых дорожных платьях. Молодая девушка, видимо местная аристократка и пожилая матрона, скорее всего представительница прислуги. Что-либо рассмотреть на такой скорости было сложно, но на каком-то подсознательном уровне, я был уверен в правильной оценке промелькнувшего фрагмента. Карета проехала мимо моего фургона с демонстративным пренебрежением, возница на облучке и пассажирки даже не повернули головы в мою сторону. Все это я сумел разглядеть, искоса наблюдая за проезжающей процессией. Не знаю, по какой причине, но я ощутил некоторое облегчение от отсутствия внимания к своей персоне. Однако радость моя была преждевременной. Один из замыкающих всадников придержал своего коня. Черный, лоснящийся на солнце жеребец, начал гарцевать на месте, не понимая причины резкого торможения после продолжительного бега. Всадник, удерживая одной рукой узду лошади, некоторое время с любопытством рассматривал меня и мой фургон.

– Ты кто такой, путник? Уж не промышляешь ли ты на этой дороге?

Теперь уже я мог поднять голову и с не меньшим любопытством рассматривать остановившегося всадника.

Несмотря на небольшую запыленность одежды, всадник выглядел по местным меркам очень богато: длинный, почти до колен, темно-синий кафтан с множеством начищенных медных пуговиц, с длинными рукавами, оканчивающимися широкими, более темными манжетами, из-под которых выступали пышные кружева белой рубашки, частью прикрытые кожаными перчатками. Кафтан, застегнутый только на груди и до талии, подчеркивал вполне спортивную фигуру. Это был классический жюстокор, поверх которого располагалось белое жабо рубашки. На плечи был наброшен серый плащ с широким отложным воротником, скрепленный серебряной фибулой. Из-под плаща поверх кафтана проглядывалась кожаная, расшитая серебряным узором перевязь для шпаги. Узкие коричневые шоссы, плотно обтягивали ноги и переходили в высокие сапоги-ботфорты. Широкополая синяя шляпа с крашеным бело-фиолетовым набором перьев в виде плюмажа оттеняла надменное лицо наездника. Длинные черные волосы до плеч обрамляли загорелый овал лица. Карие внимательные глаза, прямой нос с горбинкой, пренебрежительно поджатые губы под тонкими прямыми усиками выдавали в нем человека, привыкшего повелевать. Самовлюбленный молодой повеса – сделал я вывод, закончив свои наблюдения. Однако затягивать с ответом явно не стоило.