Дело близилось почти к ночи, когда мы, наконец, собрали вещи. Селин, взбудораженная известием о море, даже не поспала перед своим первым полетом. Она самостоятельно собирала свои вещи и любимые игрушки и почти каждую минуту повторяла: «море, море, море…», а я, не понимая, чего ожидать от этой поездки, все часы пребывала в сомнениях.
Поэтому к тому времени, когда автомобиль Рамиса останавливается возле подъезда, я долго не решаюсь выйти к нему.
И если бы я только знала, чем закончится эта поездка, я бы ни за что не вышла к Рамису, не села бы в его автомобиль и не поехала бы с ним на море…
***
Первый полет Селин проходит очень даже спокойно и совсем не так, как я себе представляла.
Мне казалось, что она будет хныкать или что она жутко испугается, когда шасси, наконец, оторвется от земли, и самолет устремится в небо. Я даже успела поругаться с Рамисом на тему того, что Селин нужно было больше времени, чтобы настроиться на полет.
Ругалась, как оказалось, зря: Селин невозможно было оторвать от иллюминатора. Она буквально прилипла к нему и наотрез отказывалась даже от сладких круассанов, которые Регина заботливо принесла нам перед отъездом. Я долго извинялась перед Региной, а она сказала, что мне давно нужно как следует отдохнуть и что теперь настала моя очередь устроить себе настоящий отпуск.
— Там же ничего не видно, Селин. Ночь почти, — говорю ей ласково, не веря в то, что она совсем, ну ни капельки не боится высоты.
— Кажется, что переживаешь здесь только ты, — многозначительно произносит Рамис, положив руку на мой подлокотник и, тем самым, став ближе.
— Вовсе нет. Просто это стресс для ребенка.
Я вновь бросаю взгляд на Селин, затем смотрю на Рамиса и еще больше злюсь от его усмешки на губах.
— Или для тебя, Айлин? Может, это просто тебе не нравится, что я нахожусь так близко?
— Это временно, Рамис, — отвечаю прохладно, держа себя в руках. — Кстати, на сколько мы летим? Я не могу позволить себе слишком большой отпуск.
— Все будет зависеть от скорости обследования. И от проблемы, которую мне необходимо решить.
— Реши ее, пожалуйста, как можно быстрее. В конце концов, ты уедешь в столицу, и мы с Селин останемся одни. Я не хочу бояться каждого шороха.
— Я сказал, что решу, — сдержанно отвечает Рамис. — Отчасти поэтому я никогда не планировал заводить детей, Айлин. Это слабое место любого человека.
Я решаю проигнорировать последнее признание Рамиса, чтобы не развивать эту тему дальше, потому как чувствовала, что в таком случае могу наговорить много лишнего, а рядом сидела Селин. Она и без того порой слишком часто бросала на нас с Рамисом любопытные, будто все понимающие взгляды.
Чуть позже Селин все же отлепляется от иллюминатора, играет в видеоигры и даже соглашается съесть свой остывший ужин, который подавали пассажирам первого класса почти сразу после взлета.
— Я хочу еще полетать, — произносит Селин, когда самолет приземляется, и мы вынуждены его покинуть. — Так не хочется уходить, мамочка! Мне так здесь понравилось!
— Полетаем еще, — опережает меня Рамис. — Домой мы тоже полетим на самолете, Селин, а сейчас нам нужно выходить. Поднимайся, маленькая.
Селин меняется в лице, и спектр ее эмоций взлетает от грусти до безумной радости, а я не решаюсь уточнить, какой дом Рамис имеет в виду. Надеюсь, что он не думает, что мы с Селин будем часто летать к нему в столицу.
На выходе из аэропорта нас встречает нанятый личный водитель Рамиса с автомобилем, и у меня возникает чувство дежавю, будто мы снова оказываемся дома, но это не так. Мы находились за сотни километров от нашего привычного мира, и это меня сильно пугало.