— По поводу Селин, — Рамис привлекает мое внимание. — Мы свозим ее в другой город, и я покажу ее лучшим генетикам страны.

Я поднимаю глаза, и Рамис добавляет:

— Это не обсуждается, Айлин. Ты поедешь тоже.

— Ладно.

— Ладно? Так быстро?

— Если так будет лучше для Селин, то я согласна.

Рамис откидывается в кресле, а я наоборот — поднимаюсь.

— Я скоро вернусь.

— Хорошо, Айлин.

Рамис кивает, и я чувствую, что провожает меня взглядом. Я скрываюсь в уборной и резко наклоняюсь над раковиной, включаю ледяную воду и плескаю себе на лицо, чтобы забыть привкус лавандового рафа, звон битой посуды и тот день, который я считала своим последним днем жизни…

Но в следующую секунду я вскрикиваю от боли, ощутив резкую хватку на собственной шее. Перестав ощущать под ногами пол, я безмолвно барахтаюсь в чьих-то руках, а когда кислород почти заканчивается в легких, то меня, наконец, ставят на ноги.

И со свистом вжимают в стену.

Вжимают до боли в лопатках и на затылке. Я чувствую холодок на голове, противную влагу и легкое головокружение.

— Ты жена Валиева?!

Я с трудом фокусируюсь на мужском лице, плохо соображая, почему мужчина находится в женском туалете и кто такой Валиев. О том, что речь идет о Рамисе, до меня доходит не сразу. Сказывается то, что еще несколько секунд назад меня удерживали на весу, и в легких почти не осталось кислорода, чтобы дышать и думать.

— Отвечай!

— Я ему не жена, — отвечаю, закашлявшись.

— Бывшая жена? — переспрашивают нервно. — Быстрее отвечай, не тормози! Рядом с ним его дочь?

Поняв, что он говорит о Селин, я широко распахиваю глаза и начинаю резко качать головой.

— Я не знаю, о ком вы говорите! — верещу в ответ.

Однако, на лице амбала, сильно похожего на тех, что работают на Рамиса, уже появляется догадливая и самая страшная ухмылка.

— Значит, девчонка его дочь. Тогда передай новоиспеченному папаше, чтобы он вернул должок прошлому, иначе это был первый и последний день рождения дочери, на котором он побывал.

Меня трясет.

Сильно.

То ли от страха, то ли от лютой ярости к Рамису, из-за которого теперь моей дочери грозила опасность.

— Все запомнила?

— Д-да…

— А если он заартачится, ты постарайся уж его уговорить, — произносит амбал с мерзкой улыбочкой и намеками. — А то найдут у тебя парочку красных татуировок на запястье и подумают, что жена-истеричка сама это с собой сделала. Опыт у тебя уже есть, правда? Ну и дочку жалко будет. Понимаешь, о чем я?

— Да, — произношу ошеломленно. — Понимаю…

11. Глава 11

Звук пощечины оглушает и без того накалившееся пространство.

Я отшатываюсь от Рамиса и не сразу понимаю, почему моя рука горит огнем, а глаза Рамиса, как только он поворачивает бордовое лицо обратно в мою сторону, загораются бешенством и невиданной яростью.

До меня медленно доходит: я ударила Рамиса. Я дала ему пощечину.

— Я тебя шлепну, Айлин, — цедит он тихо и так, чтобы дочь не услышала. — Еще одна такая выходка, и я тебя шлепну.

Рамис искусно снижает тон и скалится, давая понять, что находится на грани, а у меня так не выходит. Эмоции, бурлящие внутри, сотрясают мое тело и снаружи. Я так и не научилась контролировать свои эмоции.

— Они угрожали, что убьют ее! Угрожали! Он держал меня за шею и говорил это прямым текстом!

Рамис закрывает мне рот. Хватает за затылок, который все еще горел огнем от удара в туалете, и вжимает меня в свою грудь. Я упираюсь кулаками в его грудную клетку, бью его по плечам и жесткому торсу, но ему хоть бы что. Не человек, а беспощадный зверь — вот, кто такой Рамис Валиев.

И теперь из-за него у нас возникли серьезные проблемы.

— Тихо. Успокойся, — повторяет он в который раз. — Селин сидит в машине. Чего ты добиваешься своими истериками, Айлин?