Если бы Клим не поймал, я бы упала. Он крепко прижимает меня к себе и ведёт к креслу. Усаживает, сам устраивается прямо на полу у моих ног и опять ловит пальцы.

— Папа почти не бывал дома в последнее время, решая все срочные вопросы и организовывая себе возможность работать из любой точки мира, — рассказывает мама. — Так что не злись на него. Ладно?

— Я сейчас злюсь на тебя, — смотрю ей в глаза. — Почему ты мне не сказала? Почему?! Я же не ребёнок давно! Что с тобой происходит?!

— Саш, мы сами узнали полтора месяца назад, — устало вздыхает мама. — Проходили обследования, подтверждали диагноз и искали клиники здесь, но нас перенаправили в клинику в Израиль.

— Онкология, да? — мой голос садится.

— Да, малышка. Что-то сложное, — медленно прикрывает веки. — Ты же знаешь этих врачей. Они изъясняются такими терминами, что на приём с собой нужно брать энциклопедию. А я пока… — глубоко вдыхает мама. — Была в шоке, папа разбирался.

— Мам… — сползаю с кресла и сажусь у неё в ногах. Кладу голову на колени. — Ма-ма, — реву, никого не стесняясь. Она гладит меня по волосам дрожащими пальцами.

— Всё будет хорошо, Саш, — шепчет самый родной в мире человек. — Мне обещали помочь. Я не сдамся, слышишь? Я буду бороться и обязательно к тебе вернусь.

— Можно мне с тобой? — поднимаю на неё совершенно растерянный взгляд. — Пожалуйста. Я хочу быть рядом.

— Нет, дочь. Мне так будет легче. Я хочу, чтобы твоя жизнь здесь двигалась в прежнем ритме. Учись, гуляй с друзьями. Восемнадцать — это прекрасный возраст, чтобы дружить, влюбляться, ошибаться. Не должна моя болезнь этому мешать. Я себе никогда этого не прощу. Мы будем на связи. Буду тебе звонить, и папа обязательно тоже. И ты сможешь звонить нам. Будешь всё-всё мне рассказывать. Я уезжаю спокойная. Вон у тебя какая защита здесь, — она даже смеётся, а я не могу.

У мамы был шок, теперь он добрался до меня. Я жмусь к её ногам как маленький котёнок, которого вот-вот бросят, и никак не могу поверить в услышанное. В голове плодится множество страшных мыслей, которые начинаются с: «А вдруг…».

— Когда вы уезжаете? — собрав силы в кулак, поднимаю зарёванный взгляд на маму.

— Через пару дней. Сегодня папа привезёт документы, а завтра мы поможем тебе перебраться сюда.

— Я не знаю, что говорить, мам…

— Улыбнись. И верь в меня, ладно? Я буду это чувствовать.

— Я верю. Честно. Верю!

Только руки всё равно трясутся и внутри всё горит так, что мне больно. Я думала, что измена папы могла бы стать для меня чем-то ужасным, ведь это стало бы концом нашей семьи, а тут такое…

— Клим, возьми Сашеньку к себе в комнату, — просит тётя Таня. — Вам туда сейчас принесут чай и тёплый пирог. А мы поговорим ещё, пока за ними отец не приехал.

— Иди, — отпускает меня мама.

Клим помогает подняться и, придерживая за талию, уводит наверх, в свою комнату. Ложусь на его кровать, поджимаю под себя ноги. Он устраивается сзади, разворачивает меня, кладёт мою голову к себе на плечо и обнимает, уткнувшись губами в макушку.

— Уверен, что твоя мама сможет с этим справиться, — тихо говорит друг.

— А если нет? — поднимаю на него взгляд.

— Сможет, — нажимает подушечкой пальца на кончик моего носа.

Нам приносят травяной чай и ягодный пирог. Зорин садится на кровати, скрестив ноги в щиколотках, ложкой отламывает кусочек мягкого десерта и подносит к моим губам, пачкая их липкой начинкой.

Глядя в его голубые глаза, совсем неэстетично шмыгаю носом и съедаю пирог.

— Вот и умница. Давай ещё, — снова кормит. — Теперь чай, — обняв ладонями кружку, перекладывает её в мои. — И у нас с тобой гонка не доиграна. Ты лидировала, — подмигивает Зорин. — Сделаешь меня?