Патрисия вздохнула и разжала ладонь, в которой все утро она сжимала небольшой клочок бумаги, обнаруженный ею сегодня под подушкой. Расправив изрядно скомканный лист, она прочла несколько строк, написанных неверной рукой с множеством клякс и помарок:

«Дорогая Пэт, когда ты будешь читать мою записку, я, вероятно, буду далеко. Мне очень трудно расставаться с тобой и матушкой, но я решил. Когда я стану знаменитым и вернусь сюда, завоевав новые земли и покрыв свое имя славой, я заберу тебя с собой в мир, где все добры и счастливы. Прощай, мой верный друг, не грусти! Мы обязательно встретимся, я обещаю!

Твой Чарли».

Несколько слезинок, добавив клякс, упали на записку. Патрисия, вновь сжав бумагу в ладони, взобралась, поджав под себя ноги, на подоконник, свое излюбленное место. Острое чувство одиночества и тоски охватило ее, и предательские слезы, которые девочка всеми силами пыталась сдержать, полились ручьем, покрывая щеки, обильно усыпанные легкомысленными веснушками.

Мисс Патрисия Кленчарли приходилась единственной дочерью сэру Томасу Кленчарли. Когда-то род Кленчарли, считался славным, но дед сэра Томаса, человек неуравновешенный, склонный к пьянству и интригам, был окончательно совращен с пути истинного мятежным герцогом Монмутом, и послан на плаху. После столь позорной кончины отца, сын его, Хьюго Кленчарли, потерял все, кроме ветхого именья Латус-хилл. Жил он в бедности и забвении, жалко радуясь тому, что ему не предъявляют претензий за грехи его недалекого предка. Женившись на некой Мэри Энн Мак-Кин, мистер Хьюго от тоски наплодил детей, кои, в свою очередь, имели счастье умереть в раннем детстве. Судьбе угодно было оставить в живых только дочь Маргарет, которая вскоре была отправлена в Эдинбург на воспитание к шотландской, тетке и сына Томаса, тревожившего тихого отца Кленчарли своим неуемным дедовским характером.

Умер Кленчарли-старший, даже не дожив до пятидесяти лет. Смерть его была столь же робкой, как и существование, церемония скромной, а присутствующие весьма немногочисленны.

Томас получил в наследство долги и Латус-хилл, приносящий в большей мере убытки. И его это не устраивало. Он был полон решимости действовать, потому как мнил себя финансовым гением. И действительно, вскоре Томас Кленчарли продемонстрировал свои таланты всей Англии, ввязавшись в один сомнительный проект в королевских колониях, и авантюра, на удачу, оказалась успешной, обогатив не только его самого, но и казну Его Величества.

Томас Кленчарли поправил свои дела, восстановил поместье, к его имени удачно пришлась приставка «сэр», и, прикупив земель, он, наконец-то женился. На поприще Гименея, правда, с точки зрения общества, сэр Томас дал маху, совершив мезальянс. Но молодой супруг был счастлив. Его избранница – дочь спившегося и всеми забытого полковника королевской кавалерии – была хорошенькой, доброй и непритязательной. Но родами, производя на свет малышку Патрисию, жена умерла.

Томас Кленчарли горевал долго и тяжело, но даже безутешное горе не заставило его отказаться от новых финансовых приключений. Громкое дело с «Благотворительной корпорацией» прозвучало заключительным аккордом в его карьере. Имя Кленчарли стояло не последним в списке замешанных в сей неблаговидной и грязной авантюре высокопоставленных лиц. То был крах. Репутация погибла навсегда, имущество пошло с молотка.

К счастью, не все святые отвернулись от сэра Томаса. В самый отчаянный момент, когда Кленчарли подумывал пустить пулю в лоб, пришла помощь в лице его университетского друга Джонатана Гуилхема.