– Да, сэр, – выдохнул я. – Не сподобился. Вел кочевую жизнь, редко бывал в обществе порядочных женщин.
Капитан Гуилхем понимающе улыбнулся. Мое зелье, как я его называл в шутку, уже было готово и я, радуясь, что можно избежать разговора, принялся за свой врачебный долг: поднес глиняную кружку с парящей жидкостью капитану.
– Вы должны выпить это, сэр, мелкими глотками, – деловито произнес я. – Несусветная гадость, но, тем не менее, не дает лихорадке шанса.
– Спасибо, что предупредили, доктор, – ответил капитан, принимаясь за питье.
Он отважно осушил сосуд и откинулся на подушки. Больной был совершенно измотан, но я не намерен был оставлять его в покое и еще добрую четверть часа мучил пациента, прежде чем позволил ему отдохнуть.
Пока Гуилхем спал, я удобно устроился в кресле и, закутавшись в толстый плед, тоже попытался уснуть, но ночная вахта так меня растормошила, что о сне можно было забыть. Несколько раз я поднимался, не снимая пледа, чтобы проверить пульс моего пациента. Жар начал спадать.
Исполнив врачебный долг, я, подойдя к окну, посмотрел на дождь и вновь вернулся в кресло, вытянув ноги. Я думал о миссис Харрисон. Вернее сказать, отгонял мысли о ней, но они упрямо возвращались, питая мою душу призрачными мечтами. В этом была какая-то насмешка судьбы! Дожив до сорока трех лет, я не чаял, а, в общем-то, и не стремился, встретить женщину, с которой бы мог провести остаток своих дней. А теперь я влюбился в замужнюю даму! Как моряк я в достатке получил плотских утех в объятьях знойных портовых красоток, но душа моя пребывала в покое, не испытывая ни сладости встреч, ни горести разлук. Когда я считал, что жизнь моя устоялась, а любовь моя, вероятно, затерялась где-то в далеких краях, силы, коим вверено ведение наших судеб, решили развлечься и вселить в душу мою смятение нелепых надежд. Трезво осознавая безнадежность ситуации, я понял, что погибаю, и сейчас я решил немного побаловать себя фантазиями.
Я тешил себя только тем, что некоторое время буду находиться в одном доме с женщиной, которая никогда не станет моей, а в дальнейшем иногда встречаться с ней в обществе ее домашних по мере необходимости моего общества. Мне было горько от мысли, что для неё я только гость и врач, но, черт возьми, никогда в жизни я не был так счастлив как сейчас. Я закрыл глаза и мысленно произнес ее имя: Алиса.
– Вот вам и пробоина в борту ниже ватерлинии, доктор, – знакомый баритон вернул меня к действительности и поверг в совершенное замешательство, похоже, я произнес имя леди вслух. От ужаса я подскочил в своем кресле.
Капитан лежал, обернувшись в мою сторону, и, должен признать, что выглядел он значительно лучше.
– Сэр, гм, – пробормотал я, судорожно пытаясь выкрутиться из создавшегося положения. – Я не… вы не подумайте…
– Любовь, извините за банальность выражения, коварная штука, доктор Ранду, – перебил он меня, и я не уловил в его тоне гневных ноток. – Когда ты самоуверенно думаешь, что застрахован от такого рода переживаний, то вскоре идешь ко дну со всей наглой непобедимостью.
– Миссис Харрисон похожа на свою мать? – поддержал я его, подозревая, что речь идет о миссис Гуилхем.
– Нет, – сказал он с улыбкой. – Алиса – красавица, а ее мать не считалась таковой. Копна непослушных рыжих кудряшек, веснушки на лице. Как говорили, ничего особенного, обычная девчонка, а я боялся потерять свое отражение в ее взоре.
Капитан закрыл глаза. Я не посмел прервать паузу и смиренно ждал. Вскоре он заговорил опять, не открывая глаз, вызывая в памяти прошлое:
– Небеса послали мне это чудо в надежде, что я, испепелив себя прежнего покаянием и смирением, как птица Феникс воспряну из пепла собственных грехов, утешусь сторонним взглядом на счастье и покой той, что была мне так дорога. Но я пошел другим путем.