— Спасибо тебе, Эд. — Она тоже ему улыбнулась. — Отвезёшь меня домой? Мне уже пора, я совсем засиделась!
— Да, конечно, отвезу. Кстати, мне тоже пора. — Он бросил взгляд на часы.
На обратном пути они говорили мало и в основном о всяких пустяках вроде установившейся жары и музыки, негромко льющаяся из радиоприёмника через стереофоническую систему. Сменяющие друг друга мелодии сами собой устраняли необходимость в разговоре. Отрешённо глядя в лобовое стекло, Лиза мысленно подводила итог: день, изначально не обещавший ничего кроме обычной работы, открыл ей возможность фантастической удачи — а в то, что перед ней маячит именно удача, она поверила безоговорочно.
-9-
Мобильник в спальне звонил громко и настойчиво.
— Ир, принеси мой телефон! — Эдуард снял с плиты кипящий кофейник. — И в субботу нет покоя.
— Сейчас, дорогой. — В дверях кухни появилась Ирина в розовом атласном халатике. — Держи. Это твой папа.
— Да, пап, привет. Что? …Нет, не видел я ничего. …Сейчас что ли? …Ну, ладно… Ладно, я же сказал. Приеду.
Он отключил телефон и налил кофе в чашку.
— Отец просил приехать.
— Что–то случилось?
— Да непонятно. — Эдуард с сомнением пожал плечами. — Он ничего не объяснил. Что–то там про газету Черняевых говорил… Видел я сегодняшний номер или нет.
— Кажется, твой отец думает, что утро должно начинаться с этой паршивой газеты. — Она вылила остатки кофе из кофейника себе в чашку и сделала глоток. — Почему ты на меня не заварил? Дай мне булочку.
— Ириш, мне некогда. Возьми сама. — Эдуард наспех допил кофе. — Но он правильно говорит: мы не можем игнорировать эту газету. Хотя она и правда паршивая.
— Так ты что, уходишь? — Она чуть поджала губы.
— Да, я обещал отцу.
— И когда вернёшься?
— Не знаю. Как освобожусь.
— Эдик! Ты мне тоже обещал. Ты обещал, что мы проведём эти выходные вместе, помнишь?
— Помню. Сейчас только утро, у нас ещё будет время.
— Ты говорил, что мы поедем на корт. — Ирина подошла к нему почти вплотную и, заглядывая ему в глаза, начала игриво гладить его плечи. — Я так ждала этой поездки.
Он усмехнулся и слегка обнял её.
— Ты всё равно не умеешь играть.
— Но ты же умеешь! А я буду на тебя смотреть. Мне нравится смотреть на тебя.
— Я закончу дела — и мы съездим на корт. Пойду переоденусь.
Эдуард вышел, забрав с собой телефон.
— Вот так всегда. Все планы теперь меняй! — Она сполоснула кофейник и крикнула. — Ну хотя бы возвращайся побыстрей!
Николай Левандовский уже ждал сына в своём домашнем кабинете, когда тот приехал.
— Наконец–то! Долго спишь, — иронично заметил он вместо приветствия.
— Ничего не долго. Я что, в пять утра должен был встать?
Несмотря на этот обмен колкостями, они по–родственному обнялись.
— А ничего бы с тобой не случилось. Если нужно, то и в пять люди встают.
— А что, было нужно? Что всё–таки произошло?
— Ничего особенного — кроме того, что про тебя в газете пишут. На, почитай. — Левандовский протянул Эдуарду «Прожектор». — А я вот сегодня совсем не выспался: плохо спал. Наверное, с дороги.
— Что это? — Эдуард с недоумением кивнул на развёрнутую газету. — Что за бред?
— Ну, ты же видишь: «сенсационные разоблачения». — Николай Александрович напустил на себя подчёркнуто ядовитую язвительность, адресованную то ли сыну, то ли автору статьи.
— Какие разоблачения?! Это что, Шибаев, что ли, разоблачает? Эта поганая сволочь?
— Ну, сволочь не сволочь, а наговорил он про тебя с три короба. И про всех нас тоже наговорил. Сейчас Игорь подъедет. Обсудим все вместе. — Левандовский поднялся и начал ходить по комнате, заложив руки за спину.
— А что обсуждать? Черняевы пишут про нас не в первый раз — уже почти год как пишут. Ты же сам говорил не обращать внимания!