Он произнёс это подчёркнуто небрежно, явно не желая показывать заинтересованность, что натолкнуло Лизу на ещё одно предположение: вероятно, её слова отвечали его собственным мыслям. На самом деле он хочет возвыситься намного больше, чем об этом говорит. Хотя, с другой стороны, почему он должен ей об этом говорить? Он и без того сказал достаточно много. А свои честолюбивые стремления, вполне возможно, не озвучивает даже себе. Интересно, так настолько ли он на самом деле отличается от Регины Черняевой?

В любом случае, с этого момента Лиза знала, что у него есть тайная уязвимость, и что на этой уязвимости можно сыграть в собственных интересах. Она начала рассуждать: «У меня тоже есть цели и честолюбие. И мне нужен союзник. Он бы мог стать им — если я буду направлять его к этому. Он самолюбивый, амбициозный и при этом влиятельный — намного влиятельнее всех, с кем мне приходится сталкиваться. И Арефьева, и Бардин стоят ниже него в этом ранжире. И его семья в его распоряжении, а значит, при умелом обращении в какой–то степени могла бы быть и в моём. Если он захочет подняться наверх, он вытянет и меня. Точнее, я сама сделаю всё для того, чтобы подняться с ним вместе. Только нужно не дать ему уйти от меня сейчас — потом я буду держать его достаточно крепко».

Каждый из них размышлял о чём–то своем, и за столом повисло молчание. Лиза прервала его первой.

— Я ведь и дальше буду заниматься вопросами выборов. — Эдуард посмотрел на неё, но теперь его взгляд снова был спокойным. — Для меня это просто–таки захватывающе! Я занималась разными пиар–кампаниями, но не избирательными. Кому–то может казаться, что это тяжело и скучно, но я вижу здесь новый профессиональный опыт и пространство для самореализации. Работать в полсилы я не стану: для меня это не имеет смысла. Нет, чтобы добиваться успеха, нужна полная самоотдача. А успех — это победа на выборах. Если у меня появятся какие–нибудь соображения насчёт стратегии, тактики и всего прочего, мне бы хотелось иметь возможность с тобой поделиться. Иногда для объективности и точности суждений нужно ещё чьё–нибудь мнение, кроме своего, — сказала она и добавила с простодушным видом. — Конечно, только если ты сам не будешь против того, чтобы я тебя отвлекала по такому незначительному поводу.

«Если он под каким–нибудь предлогом скажет «нет», то он либо дурак, либо я ошиблась в своём понимании ситуации относительно него, — подумала она. — И то, и другое будет означать, что обо всех моих планах можно сразу же забыть».

— Нет, я не буду против. Ты всегда можешь ко мне обращаться. — В сопровождение своих слов Эдуард подарил ей самую чарующую улыбку за весь вечер. Но тут же сменил тон, снова разбавив его лёгкой небрежностью. — Просто скажешь, когда тебе будет нужно, а я постараюсь найти время послушать твои соображения.

Она поняла, что они играют в одну и ту же игру. Больше у неё не осталось никаких сомнений: «Он далеко не дурак. Возможно, он даже умней, чем я думала. Тем лучше! И я не ошиблась в предположениях. А это значит, что у меня появится шанс отодвинуть всех, кто мне мешает!». Стараясь, как и Эдуард, внешне оставаться бесстрастной, внутренне Лиза ликовала. Её мысли принимали более чёткое направление. Теперь требовалось облечь их во что–то конкретное, но конкретика тоже начинала просматриваться. Под влиянием своих размышлений Лиза оказалась слишком взвинченной, чтобы оставаться в кафе дольше. Ей срочно требовался покой, а ещё лучше — освежающий душ, способный остудить не только тело, но и разгорячённый разум: вода всегда благотворно действовала на неё. К тому же она опасалась, что Эдуарда насторожит её неумеренно возбуждённый вид, прятать который становилось совсем нелегко.