Но страх потерять Индию – основу своего благополучия и процветания стал формироваться у англичан действительно во второй половине XVIII века, которую характеризует широкомасштабная борьба Франции и Англии за мировую геополитическую гегемонию. И шаг за шагом, приближая свою победу в этом противостоянии с французами, англичане стали опасаться появления в лице Российской империи нового конкурента в своей борьбе за эту геополитическую гегемонию. Такого рода опасения появились у них, как видно из вышеприведённых цитат, в правление Екатерины II, но они из опасений переросли в явный страх и панику уже в последний год правления в России императора Павла I, когда стало уже явью прямое и непосредственное военное столкновение Великобритании и Российской империи в союзе с Францией, а значит – стартовал и первый раунд – эпизод «Большой Игры», её отправная точка. В ответ на целую серию враждебных действий антироссийской направленности Павел I расплатился с англичанами заключением союза с Наполеоном Бонапартом и направил донских казаков в поход на Индию. Реакцией англичан на эти действия Павла I стала организация удачного для них государственного переворота в России 1801 года, который можно считать первым, выигранным англосаксами раундом «Большой Игры», поскольку вектор внешней политики России после этого претерпел существенные изменения.

Впрочем, среди отечественных авторов есть и иные точки зрения. Например, уже упомянутый нами журналист А.А. Медведев считает, что «Большая Игра» «началась не в 1856 году и даже не в Русско-персидскую войну 1812 года, не в день убийства Павла I и не с присоединением Крыма Екатериной II. А началась она – и пусть не согласятся с этим многие историки – в 1612 году, когда охваченное смутой Русское государство едва не стало британской колонией»[24]. Однако такого рода отсылки к Смутному времени, как, впрочем, и у С.Ю. Порохова к эпохе правления Ивана IV[25], по нашему мнению, являются не соответствующими действительности. В эти периоды Россия даже близко не могла соревноваться с англичанами в борьбе за мировую геополитическую гегемонию и соответственно восприниматься англосаксами в качестве основного и опасного соперника.

Однако сам факт наличия такого рода отсылок однозначно, на наш взгляд, свидетельствует о наличии другой крайности в изучении «Большой Игры»: когда некоторые авторы, с позиций цивилизационного подхода, необоснованно и чрезмерно расширяют временные и пространственные границы «Большой Игры», фактически отождествляя Англосаксонский мир со всей западноевропейской цивилизацией (великой культурой), а Русский мир – с восточнохристианской (православной) великой культурой. Соответственно трактовка «Большой Игры» в этом понимании фактически сводится к цивилизационному противостоянию, конфликту всего Западного мира с Россией как имперским государственным образованием и центром восточнохристианской великой культуры, начиная с момента возникновения Русского единого централизованного государства, расширения его границ и противодействия этому со стороны различных западных государств. Хотя тут сразу же следует отметить, что державы Англосаксонского мира, стоящие в настоящее время во главе «коллективного Запада» в его противостоянии с Россией, к моменту возникновения Русского единого централизованного имперского государства по большей своей части не существовали, а Англия даже близко не занимала таких позиций в Западном мире, только-только начиная своё движение к обретению геополитической гегемонии в противостоянии с различными европейскими державами. В силу чего именовать многовековое цивилизационное противостояние России с западной цивилизацией «Большой Игрой» будет не корректно.