Такого рода подход позволяет, по мнению журналиста А.А. Медведева, с одной стороны, как бы «вывести сам этот термин за рамки современной нам политологии и геополитики»[2], утверждая, что «Большая Игра – это якобы дело прошлого, она давно закончена, и сегодняшние события на Ближнем Востоке и в Южной Азии (и на Украине. – С.Е.) даже как-то нелепо сравнивать с противостоянием России и Британии в 19 веке»[3]. С другой стороны, «позволяет избежать ненужных вопросов, <…> отсекает лишние и опасные для Запада рассуждения о том, что Большая Игра – это не просто борьба за контроль над территориями в Азии и на Балканах и ведется она не только между Петербургом и Лондоном»[4], а «речь шла и идет о насчитывающем множество столетий глобальном противостоянии двух систем, двух миров с разными религиозными взглядами, ценностями, отношением к другим народам и восприятием самих себя»[5].
Естественно, что осмысление «Большой Игры» не только как процесса, протекающего исключительно в Центральной и Средней Азии, но и на Кавказе, Дальнем Востоке, в Европе, на окраинах Российского государства, да и самой России, является также крайне невыгодным и представителям российского «западничества» – радикально-либерального и промарксистского социалистического лагеря, поскольку это сразу выставляет их в неприглядном свете. Ведь фактически на протяжении двух веков «Большой Игры» они выполняли роль деструкторов-антисистемщиков[6] и «пятой колонны», являясь фактическим оружием англосаксов в их деятельности, направленной на сдерживание, уничтожение России. В силу этого они закономерно не будут признавать, что «Большая Игра» распространялась на эти пространства, будут отрицать, что она ещё не закончилась, и упрекать своих оппонентов в некомпетентности и политической ангажированности.
Тем не менее как западные, так и российские апологеты подобного рода подхода всё-таки были вынуждены сами признать имеющийся в настоящее время огромный интерес к данной проблематике не только со стороны ученых, «но и практиков – политиков, дипломатов, военных, а также представителей широкой общественности»[7]. В результате «на страницах периодических изданий и в виртуальной информационной среде можно встретить немало публикаций, авторы которых стремятся сопоставить тенденции сегодняшнего дня с наиболее показательными эпизодами соперничества великих держав в различных регионах мира. Неслучайно также в ряде университетов Европы и США студентам читаются учебные курсы по истории Большой Игры в контексте эволюции международных отношений Нового времени»[8] (Вашингтонский, Колумбийский, Лондонский университеты, Оксфорд, Кембридж, Французская школа восточных языков, университеты Тегерана, Лахора, Ташкента, Дели и Пекина[9]). Естественно, что подобного рода аналогии и сопоставления вряд ли бы приходили на ум, а учебные курсы вряд ли бы читались в этих университетах и научных учреждениях, если бы данная тема была не актуальной для современной действительности, «Большая Игра» была бы действительно делом прошлого и до сих пор бы не продолжалась пусть даже и в закамуфлированной форме (неслучайно ряд исследователей говорят о «Новой Большой Игре»[10] в реалиях XXI века).
И тут, как бы представители современного российского «западничества» в его радикально-либеральной и промарксистской левацкой составляющей ни рассуждали на эту тему, становится понятным, что «Большая Игра» не может просто игнорироваться, быть ограничена узкими пространственными и временными рамками и сводиться исключительно к трактовке её как эпизода российско-британского противостояния в конкретном регионе без анализа всех аспектов англосаксонских и российских взаимоотношений вплоть до настоящего времени. В силу чего в этом контексте становится, прежде всего, актуальным выяснение пространственных, временных границ (отправной точки, генезиса) «Большой Игры», описание её ярких эпизодов, а также осмысление перспектив её дальнейшего развития.