Но тут бабуля Василькова, видимо, решила уйти в туалет- и упала с кровати.

Ирина, попричитав и поохав, идёт к медсестрам. Самостоятельно мы, конечно, не поднимем бедолагу.

В палате зажигается свет, появляется медсестра. Она агрессивна, даже взбешена.

– Ну, куда ты перлась, туша! Вот и лежи теперь тут до утра! – льётся из неё злоба.

–Доча, помоги. В туалет надо. – жалобно просит Василькова.

– У тебя памперс! Возиться тут с тобой не буду!

Хорошо, что Василькова глухая. Но я думаю, ей передаётся гнев собеседницы.

Я снова тоскую. Мне ужасно печально от того, что незнакомая мне пожилая женщина терпит все эти муки, да еще и унижения. Неизвестно, что хуже и болезненнее.

А кроме того, я вспоминая папу. Он был в похожем состоянии перед уходом. И тоже просился в туалет, и мама возилась с ним.

Приходят ещё 2 медсестры. Они поднимают бабушку, помогают ей лечь и размышляют, как бы её зафиксировать.

От слова " зафиксировать" я заволновалась. Я представила себе опять хрипы и стоны, но ещё интенсивнее из-за лежачего положения. Поэтому я приподнимаюсь с кровати и говорю:

– Не фиксируйте её лёжа, пожалуйста. Она задыхается. Ей нужно полусидя.

Сестры поднимают изголовье кровати, ставят стул, чтоб Василькова опять не сбежала, и удаляются.

Я снова пытаюсь задремать.

Около 3- 4 часов утра я просыпаюсь опять. Теперь я и сама не могу дышать. Мне просто не хватает воздуха в лёгких. Вздох получается очень коротким и не достаточным. Но это не пугает меня. Я сообразила, что это жидкость перешла из ног поближе к лёгким и мешает мне. И я знаю, что делать, подсмотрела у Васильковой: поднять изголовье кровати. Да, полусидя дышится легче. Ещё я понимаю, что обручальное кольцо больно давит на палец- отёк перешёл и на руки. Снимаю его и убираю в тумбочку.

Снова пытаюсь уснуть.

Больничная скука. Наблюдаю за обитателями своей 18 палаты. К Васильковой и Чесноковой часто заглядывают санитарки или практиканты: промывают катетеры, помогают поесть или попить, ухаживают.

Худенькая бабушка Маша в конфликте с бабушкой Ниной. Потому что у первой озноб, а второй жарко из-за повышенного давления. Одной хочется проветрить палату, а второй холодно.

Ирина здесь за главную. Она координирует проветривания, предварительно предупреждает Машу, чтобы она получше укуталась в свои два одеяла или вышла в коридор. Ирина старше меня лет на 15, до моего появления она  была здесь самой молодой и резвой, поэтому, очевидно, взяла на себя функции главной по палате. Или по характеру такой человек, который устраняет проблемы.

Я хочу просто лежать и ничего не делать, но передо мной стоят логистические задачи, которые мне приходится решать.

С утра мне должны взять кровь. Время медленно подходит к 9, скоро должен приехать муж, а мне нечего передать ему. Я иду узнавать, когда же все случится, объясняю ситуацию- муж не сможет ждать долго, ему на работу.

И меня зовет Патимат в процедурную.

Там все идет не по плану. Вчера мне говорили, что с отеками будет полегче. Но это не так, отеки никуда не делись, наоборот, нарастают. Со вчерашнего дня я знаю, что вена правой руки у меня получше. Поэтому я протягиваю правую руку медсестре Патимат и жду. Патимат прокалывает кожу, но вена не найдена. Она делает едва заметные движения иглой под кожей. Мне не больно и не страшно. Но почему-то начинает противно звенеть в ушах и светлеть в глазах.

Если у меня чуть-чуть травмируются мелкие сосуды, я начинаю хотеть в обморок. Зная за собой такую особенность, предупреждаю Патимат.

У меня сильно кружится голова, светлеет в глазах.

Медсестра предлагает мне прилечь на кушетку и зовет коллег на помощь.