И вроде всё было по-прежнему и обыденно, но завтрашний день и день его меняющий, уже никогда не будут одинаковыми…

***

Коля никогда не выходил из дома без чьего-то сопровождения. И как сейчас он оказался один посреди незнакомого двора, ночью, Николай не понимал. Кругом было мрачно и тоскливо, повсюду стояли дома странной формы, какие-то чёрные, остроконечные, как средневековые дворцы, только уменьшенная их копия. Один дом плавно переходил во второй, третий переходил в четвёртый, так, каменным забором, дома держали Николая в плотном кольце и куда бы он ни повернулся, везде его встречала чёрная стена с колючими башнями наверху.

Вдруг на одной из крепостей вспыхнул жёлтый свет в решётчатом окне. Внутри крепости заходили чьи-то кривые тени, силуэтом похожие на вышедших из учебника биологии рисунки амёб и Николай отчётливо услышал их разговор.

– Даже шнурки не может завязать в двадцать-то лет – ехидно смеясь, пищала одна тень.

– Окра-асился ме-есяц багря-янцем!!! – завыла вторая тень, а свет в окне резко погас и Николай вдруг ощутил дикий страх, холодом пробежавший по его спине. Такой страх бывает тогда, когда ощущаешь на себе чей-то взгляд, понимая, что он принадлежит совсем не человеку. Холод поднимал волосы на затылке и стрелял под самое сердце.

– Коля-яяя!!!!– крик, раздавшийся сзади, заставил Николая подпрыгнуть от неожиданности и резко оглянуться.

Кладбище, которое неожиданным образом оказалось позади Николая, ошеломило его ещё больше. Кругом теперь были не странные дома, а надгробные плиты и кресты с покосившимися оградками. Где-то далеко агрессивно захрустели кусты сухой крапивы, и Николай понял, что сейчас из густой заросли сорняка на него выскочит что-то неимоверно страшное.

– Коля, – донёсся шёпот над ухом Николая, и по спине снова пробежала стая холодных муравьёв, от чего кожа заходила на голове, приподымая волосы. Он узнал этот родной голос, но сейчас он был каким-то пугающим и…чужим.

Кусты тем временем хрустели всё громче, и Николай уже слышал как-то, что приближалось к нему, как в агонии быстро бормочет: «Он живой! Он живой!»

– Боль, – прошептала мать, и Николай почувствовал, как напуганная чем-то женщина больно вцепилась ему в плечи, дрожа всем телом, прячась за спиной сына. – Придёт боль.

– Живой!!– раздался гортанный рёв совсем рядом, и из кустов в сторону Николая выпрыгнуло чьё-то тело в окровавленной тельняшке, не имеющее головы. Клыки зверя несколькими рядами торчали из кровавого отверстия на её месте, напоминающее не застёгнутый воротник и устрашающе клацали, когда существо выдавало надоевшее – Он живой!!!

Николая обуял панический ужас. Он хотел было уже бежать, но существо прыгнуло на парня и крепко вцепилось в одежду, костлявыми синюшными пальцами. Чудовище стало раскрывать пасть, которая, как понял парень, являлась всем туловищем твари, потому что тело крикуна с хлюпаньем и треском ломающихся рёбер раскрылось, как гигантская росянка, показав Николаю десяток рядов острых и мелких клыков, усеявших всю утробу монстра. Раскрывшаяся пасть твари, нависла над Николаем, поливая его кровавыми слюнями, щедро стекающих с краёв разорванной плоти. В лицо ударил тошнотворный запах перегара, словно мимо прошёл слесарь Геннадий, после запоя. Парень, что было сил, пытался оттолкнуть от себя уродца, но вдруг стал проваливаться в какую-то пропасть, и вскоре ударившись об жёсткое дно ямы… проснулся

1960 год.

Захар сразу понял, что под засаленной фуфайкой отца что-то шевелится. Отец неуклюже передвигался, а его рука была спрятана в кармане и служила опорой для того, кто находился под одеждой.