Жорка натужился:

– Их пе-кут…

Вырваться не удавалось. Его закручивали к самому полу. Мелькали ботинки.

Вот они крутятся, крутятся колесом. И превращаются в блины на тарелке.

Мать, продолжая жоркину рецептуру блинов, возмущается:

– Мука, молоко! А еще нужны яйца! Без этого никаких блинов.

– Где ты все это берешь? – Жорка осторожно сворачивает золотистый блин.

– Где беру – там больше нет. – Отзывается мать. – Удается иногда достать. И потом, дядя Федя привозит.

– Что-то его давно не было. – Зажмурившись от удовольствия, Жорка ест блин.

– Еще бы масла! – В голосе матери досада. Так ей хочется, чтобы все было по-настоящему.

– И так вкусно! Да вон же, есть в горшочке.

– Какое это масло?! Это «Рафинер». Скользкая мазь. И нефтью пахнет. Хоть перетапливай его, хоть не перетапливай.

– Но там же, написано, в составе есть даже настоящее пальмовое масло! – Не сдается Жорка. – До 20 процентов!

– А масло должно быть коровье!

Жорка рассмеялся:

– Скажи я это на работе, меня отлупят дворники! Коровье масло! Из коров? Тем более, никаких коров давно нет. Они засоряли природу. Клали лепешки. Поднимали углекислый газ в атмосферу.

Мать толкнула легонько завихрённый склоненный к тарелке затылок.

– Смотри – молчи про масло. Нам не хватало драк с дворниками!

Жорка насыпал из пакета с надписью «Кофейная пыльца» в чашку три ложки бурого порошка.

Мать посмотрела на порошок, как на грязь. С неприязнью.

– Никакого масла и нет, – Жорка крутил ложкой в кипятке, поднимая снизу волну коричневой краски. – Что же я им могу рассказать?

– Вот-вот…

Мать скрипнула дверцей настенного шкафчика.

– А это – после блинов! – И достала серый бумажный пакет. Раскрыла его: – От дяди Феди!

– О! Какое оранжевое! – Воскликнул Жорка, не понимая толком, что перед ним.

– Оранжевое! – Передразнила мать. И пояснила: – Оранжевая! Это же морковка!

– Ага. – Согласился Жорка и взял морковку в руки. – Твердая!

Постучал об стол и принялся хохотать.

– Да как ее есть-то! Не проглотишь!..

Мать покачала головой:

– Дурачок! Растете, как сорняк. Морковки не знаете. Ну, да это не ваша вина. Ешь.

– Как есть? Ты что? Прямо вот… целиком?

Мать взяла нож и принялась ловко чистить морковь.

Жорка с интересом следил за ее руками. Предположил:

– Чтоб жевать легче было?

– Чтоб кожу снять. Держи!

– Я на улице съем.

– Еще чего! Кто-нибудь увидит и начнется. И нам и дяде Феде достанется.

Жорка повел плечом:

– Натуральные продукты не запрещены.

– Только взять их негде. Пойдут разговоры. Сплетни. И без того на тебя смотрят, как на умственно отсталого.

– Кто это смотрит?

– Да смотрят, смотрят! – Строго глянула куда-то за стену мать.

– Шварцы что ли?

– Да какая разница? Но лучше без необходимости не высовываться.

– Дааа. Это точно. Сразу прибегут: «Чо эт у вас? И вчера пахло тоже…»

Жорка удачно передразнил соседку и засмеялся.

Мать вздохнула:

– Скажи спасибо дяде Феде, помнит отца и нас с тобой не забывает. А то бы был не лучше Шварцев. Тоже не знал бы, что чем пахнет, что и как едят.

Положила на тарелку еще один блин.

– А ты? Тебе?

Мать отмахнулась:

– Ешь. Расти здоровым. – И вновь о том, чем пахнет эта жизнь: – Из продажи все хоть отчасти настоящее убрали. Я тут как-то обратила внимание: твердого вообще ничего не осталось. Порошки и пасты. Наверное, хотят, чтобы у людей зубы выпали.

– Кто хочет?

Мать промолчала.

– А у них там, на свалке, это кучами лежит? – Откусывая от морковки, озаботился Жорка, имея в виду дядю Федю. Поразился: – Оо-О! Как трещит.

Мать укоризненно глянула на него:

– Кучами! Какой ты все-таки балбес. И не свалка это, а Полигон! И не все со свалки. У дяди Феди спецпропуск. Он ездит по провинциям. Там кое-что выменивает.