– Бил… ремнем… с пряжкой. Зверь, жестокий, бессердечный… – шептала она, не сдерживая слез. Потом нежно погладила внука по голове и легонько, чтобы не задеть свежие раны, прижала к себе.

– Не дрожи, Оз, не дрожи. Почему, ради всего святого, он избил тебя?

Мальчика все еще трясло, он никак не мог совладать с собой, а потому слова совсем не шли, язык не слушался, зубы стучали, бились друг об друга. Он лишь с трудом мог глотнуть воздуха, словно тонул.

– Ну-ну, успокойся! Давай-ка присядем на кровать. Вот так. Укройся, – говорила бабушка.

Когда одеяло коснулось спины, Оз вздрогнул, но не от боли, а от неожиданности. Он почувствовал тепло и начал понемногу приходить в себя. Бабушка повторила свой последний вопрос.

– Я рассказал ему, – ответил Оз.

– О чем?

– Что собираюсь уйти туда, за стену.

– Оз, но зачем ты это сделал? Ты же знаешь своего отца, что он думает об этом.

– Он мне не отец.

Женщина вздохнула.

– Верно. Но пойми: тех, кто живет за стеной, он за людей не считает. Часто он твоего брата вспоминает? А ведь он ему родной.

– Разве брат ушел туда? Может, он просто… бросил нас?

– Ты всего не знаешь. Он сделал много хорошего. И я очень надеюсь, что ему удалось все то, что он хотел осуществить. Я верю в это! Ты не должен был ничего говорить отцу… Берту.

– Просто я не хочу уходить.

Старая женщина с ужасом посмотрела на мальчика.

– Как?! У меня просто руки опускаются. Ну сколько тебе толковать, что ты должен! Тут для тебя никакой жизни не будет. Так нравится терпеть побои? Меня не станет, мой сын окончательно сопьется и, чего доброго, спалит дом. А что ты будешь делать? Какой путь у сироты? Только в солдаты! Будешь служить им? Будешь добровольно творить зверства по их преступному приказу? А к тому же, сам знаешь, через полтора года тебе придется отправиться в паломничество, чтобы встретиться с ней. Что с тобой станет? Каким ты вернешься домой? И вернешься ли?

– Разве это так опасно?

– Ты станешь служить ей. Оз, оглянись вокруг. Где наши соседи? Где наши друзья? Нет их. Куда пропали? Никто не знает. Был человек – и нет его. Никто и не вспомнит, потому что всем страшно, потому что все глядят друг на друга и думают, за кем придут завтра. Здесь жизнь бедная, тяжелая, хоть чуть более свободная, чем в городах. Нас спасает только то, что мы отрезаны от сети и даем им мало данных. А люди в городах живут оболваненные и служат ей всецело.

– Я не боюсь.

– Это сейчас ты такой смелый, Оз! Еще раз повторю, что путь у тебя только один – в солдаты, на службу к ней. Ты не охотник, не мастер, земли у нас своей нет, а значит, проку от тебя никакого, по их мнению. Отправят к стене или, чего хуже, смотрителем в одну из тюрем. Оттуда тебя уже не выпустят. Тебя лишат самого дорого.

– Чего же?

– Тебя! Твоего разума, твоего естества… Поработят твой ум, изменят сознание, вырвут с корнем все добрые воспоминания.

– Звучит как-то неправдоподобно, бабушка.

– Думаешь, я старая, совсем из ума выжила? Но я дольше тебя живу на свете. Одного внука спасла и второго спасу. Оз, ты должен попасть на корабль, ты должен лететь на Илу. Мы тут трупы ходячие уже, нам спасения нет. Все вокруг умирает. Еда, воздух, вода – все отравлено. И мы потребляем эту гниль, приближая свой конец. Нужно спасаться, Оз, нужно бежать, бежать, пока еще летают корабли, пока они готовы возвращаться и забирать тех, кто хочет спастись. Нас здесь заперли, как лабораторных крыс.

Оз сидел неподвижно. Дрожь потихоньку унималась, тело согрелось и обмякло, только спину жгло, словно он сидел вплотную к огню. В голове было пусто, совсем никаких мыслей, он почти не слушал бабушку. Ему сейчас хотелось только одного – лечь и заснуть, а проснуться через сто лет, чтобы всего этого не было.