Бентам во многих аспектах был истинно верующим в мощь Разума и в применимость исчисления счастья блага к одномерной, гомогенной человеческой природе. Тем не менее в действительности во всех его работах, количество которых впечатляет, нельзя найти, насколько мне известно, ни одного примера фактических расчетов такого рода, с численными оценками удовольствий и страданий. Бентам систематически ограничивается описанием элементов, которые влияют на «количество» удовольствий и страданий (таких как «интенсивность, продолжительность, определенность, близость, плодовитость, чистота и охват»). Этого было достаточно для его целей при рассмотрении специфических проблем, например, для определения критериев, которым должны соответствовать законы (в особенности относящиеся к наказаниям, как в дискуссии о смертной казни). Можно добавить, что идея отчетливо определенной, полной карты индивидуальных предпочтений, служащей основой фактической количественной оценки полезности и вреда, вовсе не приходила на ум Бентаму при рассмотрении поведения экономических агентов. Как мы видели выше, задача законодателя состояла в оценке общественных и индивидуальных предпочтений; исчисление счастья, подчеркнем это снова, было введено Бентамом в данном контексте (и в более общем плане – в контексте дискуссий об этике), а не в контексте анализа потребительского поведения.

Более того, хотя Бентам, кажется, и был склонен к субъективной теории ценности (которая, как мы видели, уже имела многовековую традицию), различие между его утилитаризмом и позднейшей маржиналистской экономической теорией состоит в угле зрения. Бентам оценивал результаты различных способов действия (и особенно правовых норм: типичное для современного утилитаризма различие между «утилитаризмом правил» и «утилитаризмом действий»[311] здесь неприменимо), анализируя их последствия, тогда как маржиналисты нацелены на оценку товаров через связь между меновой ценностью и потребительной ценностью. Понятие предельной полезности, на котором основана эта связь – как мы увидим в главе 10, – требует, чтобы потребление каждой последующей единицы каждого товара рассматривалось как отдельное действие. В этом (и в частности, в постулате снижающейся предельной полезности) нет необходимости с точки зрения бентамовского законодателя; в самом деле, весьма вероятно, что Бентам – и даже некоторые из его наиболее известных последователей, в частности Джон Стюарт Милль – посчитал бы, что использование в подобной аргументации исчисления счастья является слишком большой натяжкой.

В действительности Бентам не дал систематического анализа понятий ценности и цены. В его работах можно найти множество настойчивых заявлений о том, что «любая ценность основана на полезности», но это просто означает, что «там, где нет нужды, не может быть и ценности»: т. е. точно так же, как и у Смита и Рикардо, полезность была предварительным условием меновой ценности [Bentham, 1801, p. 83][312]. Однако это необязательно предполагает придание полезности характеристик, измеримых количественно, не говоря уже о том, чтобы полагаться на нее при определении меновой ценности. Действительно, как и многие другие авторы до него, Бентам отмечал избыток или редкость в качестве фактора, объясняющего цены, особенно при рассмотрении парадокса воды и алмазов; но от этого еще очень далеко до маржиналистской теории цен, требующей четко обозначенных предпосылок, в которые входит ясное обозначение функций спроса и предложения, без которых невозможно использовать инструменты дифференциального исчисления.