– А вы можете не переводить на меня всякий раз, когда вам ответить нечего?

– Мне есть что ответить. В отличие от тебя. Вот тут остановись-ка.

Во время разговора мы нарезали круги вокруг места обнаружения тел. Это был третий или даже четвертый круг, и с каждым разом мы увеличивали диаметр, тщательно глядя под ноги. Место, где Сергей Юрьевич велел замереть и не дышать, было похоже на место съемок фильмов ужасов. По земле стелился легкий туманец, цепляясь за корни деревьев. Корни торчали, испещренные венозным рисунком, толстые, прорывающие землю буграми и уходящие глубоко-глубоко. Рождественский указал пальцем на маленькую норку и достал из рюкзака фонарик.

Если бы криминалисты прошли на сто двадцать метров на восток от места преступления, они бы нашли эту норку.

Если бы они запустили собак, то псы бы указали на эту норку.

Тогда бы они увидели то, что увидели мы.

Чтобы внимательно разглядеть, пришлось присесть – норка была у основания дерева, спрятана от посторонних глаз множеством переплетенных корней и поросшая мхом. Я бы обязательно прошел мимо, любой бы прошел. Но не Рождественский.

У него ведь нюх на трупы.

* * *

– Ох, Сереженька… Вот что бы я без тебя делала-то? – спросила Валентина Семеновна. За четыре года, что я работаю на Рождественского, я всего несколько раз видел следователя Ховенко.

Во-первых, красоты эта дама необыкновенной. Изящная, утонченная женщина лет сорока или около того, идеально ухоженная и всегда потрясающе выглядит. Огромные бездонные синие глаза, губы пухлые, но не до пошлости.

Я не помню Валентину Семеновну в каком-то помещении, всегда видел ее на природе. И в тот раз, когда на Истре нашли трупы на дне, и сейчас она была в той же строгой форме с погонами и маленьким кожаным рюкзачком. Удобная обувь – ботиночки на небольшом каблуке, и женственно, и практично.

Во-вторых, Валентина Семеновна пользовалась уважением адвокатов и своих коллег из следственного комитета. Слово держала, была справедлива и требовательна к себе больше, чем к другим. Ее уголовные дела в судах не разваливались, свидетели не умирали, а вещдоки не терялись без следа. Никто даже и подумать не мог, что Валентина Ховенко может схалтурить или, упаси боже, взятку взять. Нет, это не про нее.

Она с болью смотрела на раскопки – под деревом мы обнаружили один труп, а под ним еще один и еще… Кто-то закапывал тела одно над другим.

– Не доставайте тела по одному, – велела Валентина. – Мне нужна фотография в разрезе. Копайте рядом, чтобы были видны слои. И позовите грунтовщиков, чтобы взяли все пробы. Мне нужно точно знать, что грунт местный, а не привезенный откуда-то. И с какой разницей во времени их закапывали. Сереженька, что делать-то будем?

– А какие у нас варианты?

– Ну какие? Я снимаю обвинение с твоего клиента, это даже экспертизу ждать не надо. Судя по вот этому мужчине, справиться с ним твой клиент явно бы не смог. Килограмм сто десять живого веса, не меньше. Боюсь, здесь не личное дело и мотивы тоже не личные. Тут маньяк, серийный. Вот ведь вляпалась я перед отпуском… По самые сережки.

Я видел всего два тела – криминалисты успели раскопать их прежде, чем Ховенко потребовала рыть рядом. У обоих тел были отхвачены куски. Тело, которое было вторым сверху, было располовинено, отсутствовала изрядная часть туловища, как будто кто-то бензопилой отрезал ломоть, словно от мясного рулета. Это была женщина, тоже очень полная, килограмм под сто, лет тридцати пяти – сорока. У трупа полного мужчины, что был сверху, не хватало ноги, на теле имелось очень много рубленых ран.

Валентина Семеновна все с той же болью смотрела на свою находку. Вернее, находку Рождественского – это ведь именно он увидел ухо жертвы, торчащее из норки. Эксперт сказал, что ухо обгрыз какой-то зверь, но вот вытащить свою находку целиком из могилы не смог.