– У него было иксианское лазерное ружье, – сказал Лето.

Монео метнул взгляд влево, где валялось оружие, давая тем самым понять Императору, что уже успел заметить ружье. Он снова обернулся к Лето, опустив глаза к полу, где лежал труп.

– Вы не ранены, мой господин?

– Это совершеннейший пустяк.

– Но он сумел причинить вам травму.

– Эти плавники мне совершенно не нужны. Через пару сотен лет они и сами исчезнут.

– Я лично позабочусь о теле Дункана, мой господин, – сказал Монео. – Есть ли здесь…

– Та часть моего тела, которую он сжег, превратилась в пепел. Мы развеем его здесь. Крипта – самое подходящее для этого место.

– Как прикажет мой господин.

– Прежде чем избавиться от тела, разряди ружье и оставь его в таком месте, где я мог бы представить его иксианскому послу. Что же касается пилота Гильдии, который предупредил нас о ружье, то его надо наградить десятью граммами Пряности. Да, кстати, наши жрицы на Гьеди Один должны быть извещены о тайном складе меланжи; вероятно, это остатки контрабандных запасов старого Харконнена.

– Как вы желаете распорядиться Пряностью, когда она будет найдена?

– Часть пойдет на оплату тлейлаксианцев за изготовление нового гхола. Остальное следует перенести сюда, в крипту.

– Мой господин. – Монео склонил голову в легком полупоклоне, давая понять, что понял приказ и готов его исполнить. Мажордом взглянул в глаза повелителя.

Лето улыбнулся, подумав: Мы оба знаем, что Монео не уйдет, пока не выяснит прямо обстоятельства дел, которые интересуют нас больше всего.

– Я видел донесение о Сионе, – заговорил Монео.

Лето улыбнулся еще шире. Видеть Монео в такие минуты было сущим наслаждением. Его слова касались множества вещей, которые не требовали никакого обсуждения. Его слова и поступки находились в полном согласии друг с другом, и им обоим было ясно, что Монео находится в курсе всего происходящего при дворе да и вообще в Империи. Естественно, он озабочен судьбой собственной дочери, но хочет, чтобы его озабоченность была истолкована владыкой как беспокойство о высшем благе – благе Империи. Пройдя подобную эволюцию сам, Монео прекрасно понимал природу нынешних дарований Сионы.

– Разве не я создал ее, Монео? – спросил Лето. – Разве это не я позаботился о ее родословной и надлежащем воспитании?

– Она – моя единственная дочь, мое единственное дитя, господин.

– Кстати, она сильно напоминает мне Харка аль-Ада, – продолжал Лето. – В ней очень немного от Гани, я полагал, что от моей сестры она унаследует больше. Кажется, Сиона вернулась к исходному пункту селекционной программы Общины Сестер.

– Зачем вы говорите это мне, мой господин?

Лето задумался. Надо ли Монео знать такие частности о своей дочери? Временами Сиона уклоняется с пути предзнания. Золотой Путь оставался, но Сиона сворачивала с него. Однако… Сиона не обладает предзнанием. Она уникальна… и если останется в живых… Нет, не стоит снижать эффективность работы Монео подобного рода информацией.

– Припомни свое собственное прошлое, – сказал Лето.

– Действительно, господин! У нее такие способности, такой потенциал, которого у меня никогда не было. Но это делает ее опасной.

– К тому же она совсем тебя не слушается, – проговорил Лето.

– Нет, но я внедрил в среду ее мятежников своего агента.

Должно быть, это Топри, подумал Лето.

Не надо было обладать предзнанием, чтобы понимать: Монео обязательно внедрит в эту среду своего агента. С самого момента смерти матери Сионы Лето знал обо всех действиях Монео, даже о тех, которые он только замышлял. Наила давно заподозрила Топри. И вот теперь Монео обнаружил свои страхи и свои действия, чтобы обеспечить своей дочери большую безопасность.