– Ну, допустим, – недовольно пробурчал Кошкин. – И что ты предлагаешь взамен порядку? Беспорядок?

– Нет, тоже порядок, но иной, тот, который изначально заложен в природе человека, в природе космоса….

–Подожди, дорогой, я тебя перебью, – вмешался дядя Федя. – Вот представим, что в природе человека заложена страсть к совокуплению. На некоторых островах, вон, прилюдно и не стесняясь трахаются прямо на пляжах. Это природа человека. Если она правильная, давайте теперь все так делать? А чё такого?

– Зачем все? – Милан томно перевёл взор на облысевшего лопоухого Власенко. – Пусть они и живут так, как им нравится. Не лезть на их острова. Если ты носишь паранжу, и она соответствует твоей природе, твоим убеждениям, идеалам, внутренней потребности, то тебя не должно волновать, что там происходит на каком-то острове. Или вот пример – китайцы сносят мечети, обосновывая это заботой о гармонизации китайского общества. Какая же тут гармония?

– Не-е, это дурдом какой-то, Мил. Ты часом не из психушки сюда явился? Такой бред несешь… – возмутился уже несколько минут извивающийся на лавочке Аверин.

– Ты угадал, Серёжа, я был в психиатрии, до онкологии, – вдруг признался Милан, вызвав у сидящих за столом некое замешательство.

– И как оно? Какую болезнь признали? – лукаво покряхтывая, спросил Аверин.

– Наша медицина очень часто лечит не то, что болит.

– Твоя правда, случается такое. То есть, шизофрении-и- и у тебя не-е-ет? – демонстративно гримасничая, протянул Аверин.

– А что такое шизофрения? – улыбнулся Милан.

– Ну, сейчас опять начнётся витийствование, что это не болезнь. Или болезнь, но врачи её неправильно понимают. Так, Милан? – продолжил Аверин.

– Так, – не раздумывая, коротко ответил Богович. – Именно так. И не только шизофрения. Психиатры понимают только то, что они видят, и чему их обучили в учебниках. Они лечат только ту сущность, которая значится в выписанных государством документах – в свидетельстве о рождении, паспорте или военном билете. Но если у человека раздвоение личности – лечат ли врачи другую сущность этого раздвоения, ту, что без документов? Общаются ли они с ней? Могут ли они ей без анализов и обследования выписать пилюли или уколы? Ни того, ни другого не происходит. Могут ли знания медиков иметь большую объективную значимость, чем опыт обитателя лечебницы для душевнобольных, общающегося с воплощениями параллельных слоёв Вселенной и нашего физического мира? Ведь мы только визуально живём в разреженном пространстве. А на самом деле мир очень плотный, и далеко не всё мы в нём видим, ощущаем. Наше зрение, наш слух, наше обоняние и осязание способно фиксировать лишь маленькую часть того, что происходит вокруг. Просто наши глаза могут видеть определенное количество цветов, даже меньше, чем их различает крохотная пчела. Хотя, если быть принципиальным, то цветов в природе вообще не существует, это наш мозг так обрабатывает разную длину волны, что мы её воспринимаем как цвет. Наши уши могут слышать настолько узкий диапазон частот, что даже мышь со своим слухом перед нами – гигант. Мы не ощущаем тех запахов, которые доступны порхающей над цветами бабочке. Как-то в одной телепередаче о здоровье доктор громогласно заявил: «Возможности человека безграничны!». Бог, ты мой, соображал бы он, насколько в реальности мизерны наши возможности.

– А плотность-то нашей атмосферы здесь при чём? И миры твои параллельные? – недоверчиво пробормотал дядя Федя.

– При том, что, например, вы, дядя Федя, скоро будете лежать на столе под лампами прожектора, и над вами склонится со скальпелем онкологический хирург. И будет очень плохо, если в этот момент какие-то смежные невидимые энергии или, чего хуже, сущности, окажут некоторое влияние на этого хирурга, и он допустит роковую ошибку, из-за которой вам придётся перейти из одного состояния в другое.