Вэль-Вира лег на снег, вытянул лапы, положил на них морду и замолчал.

Зверда и Шоша переглянулись. Оба уже не на шутку замерзли. Самым неприятным в их положении было то, что в своих звериных обличьях да еще вдвоем они имели шансы одолеть Вэль-Виру. Но в процессе правильной трансформации они были еще более беспомощны, чем сейчас. Вэль-Вира мог запросто прикончить их – уязвимых, тонкокостных, слизистых и горячих.

А на неправильную трансформацию на глазах гэвенга они и подавно не могли решиться. Потому что это был бы уже нешуточный, самый настоящий вантэн-гайам. То, что хуже самоубийства.

– Барон, мы бы хотели услышать ваши условия, – скрепя сердце сказал наконец Шоша.

– По логике вещей, я должен был бы вас убить, – сказал Вэль-Вира. – Потому что те, кто проявил такое вероломство, никогда не будут надежными союзниками. Но убить вас означает развязать войну за Маш-Магарт, иначе Маш-Магарт развяжет ее сам. Это большие потери, без них не обойтись. Тогда весной здесь вновь появится имперская армия. Отразить ее будет нечем. Кретины, вы хоть понимаете, что, убей вы меня, вы оказались бы перед лицом тех же точно обстоятельств?! Вы растеряли бы в штурме Гинсавера две трети своих людей! Чем бы вы встретили по весне харренитов? Витийствами Аллерта?

– Барон, мы предлагаем вам вечный мир на любых условиях, – выдавил из себя Шоша. – Вы совершенно правы. Боязнь вашей мести за Радну помутила наш разум.

– Одевайтесь и пойдем отсюда. И впрямь холодно, – буркнул Вэль-Вира, подымаясь.

– Мы мерзнем тут, сыть хуммерова, – процедил один «бегун» другому, перетоптываясь у костра, – а барон наш небось уже какую-то девку по хуторским сеновалам валяет.

– Ты за барона по девкам не разваливайся, – урезонил его второй. – Меня он из петли вынул, когда Вэль-Вировы урядники меня решать вздумали под Белой Омелой. Барон наш сейчас на нечисть идет, гамэри-кан аруптах.

Уже давно стемнело, а условного сигнала все не было.

Восемьдесят саней обоза были составлены в круг между придорожным камнем и опушкой леса, уходящим к подножию горы Вермаут. Внутрь этого круга были загнаны кони, здесь же расположились Лид и пять сотен солдат.

Еще три сотни были выставлены вне круга и ориентированы на Семельвенк, Маш-Магарт и Гинсавер. Лид приказал солдатам этих сотен держать боевой порядок, но разрешил сесть на щиты.

Хуже всех пришлось тяжелым пехотинцам, отягощенным холодеющими латами. Этим Лид скрепя сердце разрешил усесться на нарубленный еловый лапник.

Это было против армейских традиций, но Лид успокоил себя тем, что их времяпровождение трудно назвать войной. Скорее уж все они участвуют в малоосмысленной охотничьей экспедиции. Если только не в очередном розыгрыше барона Шоши.

Обозные лошади, которых они взяли с собой, были все сплошь солощими, специально отобранными по этому признаку.

Солощими лошадьми назывались на Севере такие, которые будут есть что угодно, лишь бы было соленым.

И не только соленым. Солощие лошади доедали за солдатами похлебку из котлов, могли сожрать внутренности рогатой скотины, наполненные непереваренными остатками сена, ели политые соленой водой лишайники, ну а уж сдобренная соленой водою трава, выкопанная из-под снега, приводила этих неприхотливых существ в подлинный восторг.

Само собой, боевые кони – такие, какими пользовались бароны, – солощими почти никогда не бывали, всякая низкосортная дрянь была не по их аристократическому нутру.

Для боевых коней в обозе имелись запасы овса, которые, впрочем, через пять дней должны были подойти к концу. Но, как уверял Шоша, уже через три дня они накормят своих боевых лошадей либо в конюшнях барона Вэль-Виры, либо уже у себя дома, в Маш-Магарте.