– Все в сборе?

– Кри побежала за печеньем, оставшимся с Дня ее Рождения.

Через несколько минут Кристина пришла в своих шлепках, как всегда веселым пошлепыванием предвосхищающих ее появление. Балансируя, чтобы не разлить кофе, она подошла к столу и села рядом.

– Ты откуда такая румяная? – обратилась она ко мне.

– Только что приехала с занятия по танцам.

– Ты записалась на курсы? Почему никого с собой не взяла?

– Не-е-ет, я преподаватель.

– Прекрасно! С тебя и начнем наше совещание. Давай рассказывай.

– Меня попросил священник из местной церкви преподавать танцы у воспитательниц детского сада. Мы должны подготовить выступление к Рождеству.

– Сама будешь ставить танец! Есть идеи?

– Да, мы уже начали репетировать, я выбрала фламенко.

– Ты шутишь? – удивилась Тамара, кладя за щечку розовую печенюшку с кокосовой стружкой.

– Почему? Нет, мне нравится этот танец.

– Я обязательно приду на выступление. Воспитанные на конфуцианской морали стеснительные китаянки танцуют танец испанской страсти.

– Это танец брошенной женщины.

– Пусть даже и так. Да ты модернистка-авангардистка, как я посмотрю.

– Очень даже неплохо у них получается. Я хочу, чтобы они почувствовали себя женщинами, пытаюсь показать, что на женственной статной красоте издревле держалось мироздание.

– Не думаю, что это поможет им избавиться от стремления к азиатской милашности, перекочевавшей из Кореи, разумеется, Южной. В Северной, может, тоже есть эта милашность, но узнать о ней дано далеко не многим, – заметила подкованная в делах политических Олеся.

– И сколько тебе платят за подработку?

– Священник попросил меня преподавать и сказал, что Бог потом меня отблагодарит за помощь.

– Она в такой холод ездит на велосипеде в какой-то злачный район, и ей за это еще не платят! – Тамара всплеснула руками, удивляясь несправедливости нашего мира.

– Тамар, не возмущайся. Тебе бы в организации по борьбе за права человека работать.

– Сегодня, правда, очень холодно, даже если как следует перекрутиться шарфом. – Поэтому пришлось прибегнуть к крайним мерам, – вступила в беседу Кристина.

– Интересно, что это у Вас за методы обогрева? – деловито поинтересовалась Олеся.

– Ладно, ладно, – хихикнула Кри, – я предложила выпить немного Бейлиса перед дорогой. Надеюсь, твои ученицы не почувствовали прекрасного градусного аромата.

Тамара саркастически улыбнулась:

– Хорошо, подытожим: в темный вечерний час, когда все китайские студенты добросовестно жевали цветную капусту в столовой, Мэй, под предлогом разогрева, отхлебнув Бейлиса прямо из горла, села за руль велосипеда без тормозов и отправилась в детский сад, заметьте непростой, а при церкви, чтобы, будучи уже нетрезвой, обучать пуританок праведниц китаянок развратному испанскому танцу страсти. Да, Бог, конечно, за такое тебя отблагодарит.

Кристина так и брызнула недопитым кофе от смеха.

– О, Боже, Тамара! Ну, ты умеешь все выставить в лучшем свете. Давай дальше. Что у нас на повестке. Не будем обсуждать только мои дела. Как у тебя прошел урок пения с умопомрачительным преподавателем? – я торопливо перевела тему.

– Неважно.

– Почему?

– Потому что умопомрачительный преподаватель помрачился умом.

– От красоты твоей обезумел бедняга, – сочувственно вздохнула Олеся, доедая последнюю печенюшку из палетиэленого пакетика.

– Говорит: «А теперь я научу тебя дышать».

– Ладно, хоть не искусственное дыхание собрался делать.

– Положил руки мне на грудную клетку и, как врач, командует «дыши-не дыши». Я и так уже стою, совсем не дышу.

– Такими темпами ты скоро запоешь как оперная певица, – с тревогой посмотрела на Тамару Кристина.