Мы уже дошли до того места, где я построил маленькую хижину. Боб тоже прекрасно понимал, где мы находимся. Он быстро побежал туда. Я приблизился к хижине, Боб уже находился внутри, всё обнюхивал. Я сел рядом. Наш город был уже совсем близко.

Я торопился, поэтому времени не терял, пошёл дальше по направлению к городу. Когда мы подошли почти к краю леса, уже стало видно общежитие. Боб остановился, я думал, что он не пойдёт дальше, и медленно подошёл к тому месту, где всегда сидел, под деревом прятался. Посмотрел в сторону общежития, нет ли отца Марины. Я вспомнил, что он постоянно возвращался с работы как раз в это время, и именно здесь всегда проходил, возле леса. Я подумал, что скоро он должен пройти мимо меня, и решил тут подождать. Боб медленно подошёл ко мне, тоже спрятался и смотрел туда, в сторону города.

Ещё издалека я заметил, что Нулёвка идёт в мою сторону, в руке – сумка, а трости у него не было. Как только война закончилась, он перестал прикидываться инвалидом, ведь теперь его не заставят ехать на фронт. Это меня очень разозлило. Я ждал, пока он приблизится, вытащил свой нож, чтоб напасть, когда представится подходящий момент. Он прошёл совсем рядом. Я встал, медленно последовал за ним, а потом резко подбежал сзади и изо всех сил ударил его ножом в спину. Почувствовал, что нож с трудом вошёл в его тело. Он очень громко кричал. Я резко вытащил нож. Отец Марины бросил сумку и повернулся лицом ко мне, посмотрел в глаза и упал на бок. Он пытался сесть, но повалился на спину. Я подошёл, взял его правую руку и начал бить ногой, чтобы сломать от плеча. Он так орал во всё горло, что его вопли, наверно, слышал весь город. Я почувствовал, что кости у него крепкие, непросто сломать. Я никак не мог сломать ему руку, сил не хватало. Тогда ногой ударил его по лицу и начал считать удары:

– Раз, два, три, вот так тебе, – приговаривал я.

Он был такой толстый, что не мог даже нормально шевелиться. Недалеко я увидел небольшой камень, схватил его и начал бить по руке в то место, где хотел её сломать. С трудом кость в конце концов сломалась. Я стоял прямо над его лицом, в руке продолжал сжимать камень. Он был ещё в сознании в этот момент. Боб подошёл, схватил его сломанную руку и начал дёргать из стороны в сторону. Я бросил камень на живот маминому убийце. Подумал о том, что этого мало, надо ему вторую руку тоже сломать. Я сначала изуродовал ножом всё его тело, затем лицо; он стал страшным. Нулёвка постоянно пытался кричать и левой рукой схватил меня за штаны. Я нервничал и нанёс четыре удара кулаком прямо ему в нос. Он сразу отпустил. Дёргался из стороны в сторону, двигая левой рукой. Я взял камень, потом, держа его левую руку, положил ровно на землю и камнем ударил несколько раз очень сильно, почувствовал, как она тоже сломалась. Нулёвка уже не мог шевелиться. Я посмотрел на него – он лежал неподвижно.

– Ты мою маму этими руками ударил, вот теперь сдохни, тварь.

Он выглядел жутко, кругом была его кровь, он буквально истекал ею. Боб беспрерывно пытался грызть его, где только можно, и тоже вымазался его кровью, стал красного цвета.

Я смотрел, как мамин убийца умирает, это мне очень понравилось. Я ждал, пока он сдохнет.

– Уже кричать не получается, да? Медленно подыхай, – сказал я радостно и смотрел на него.

Его глаза ещё были открыты, он смотрел на меня.

Вдруг издалека я услышал голоса, понял, что люди заметили меня и идут в мою сторону, подумал, что быстрее надо его убить, а то останется живой, не успею, поймают меня. Взял двумя руками нож, поднял его вверх и загнал прямо в грудь слева. Он сразу же перестал подавать признаки жизни. Я думал, что он умер, и решил его жене тоже отомстить. Но ко мне приближались люди. Я вложил нож в ножны, которые висели на моём ремне, потом захватил его сумку и побежал в лес. Боб тоже перестал грызть Нулёвку и последовал за мной.