Перестань икать! Выпей. Нет, не виски, – содовой. И выпрямись. Выпрямись! Надо заказать себе небольшой якорь и повесить на шею – будет хоть какой-то противовес, что б не тащило назад. Нет, все-таки, лучший противовес – это виски. Ну-ка, добавим еще 50 грамм. А теперь пройдемся по залу. Да, так лучше. Назад уже не тянет. Вот за этим столом кто-то курил сигару. Смотри, какой большой окурок! Ну-ка, подожжем. Совсем не плохая сигара. Тут не допили пиво – ну и чёрт с ним! Пиво я не пью. А вот здесь кто-то забыл презервативы. Надо же, целая пачка! «Плейбой». Я как увижу презерватив, так сразу вспоминаю молодость. Я не в том смысле, что сейчас уже не могу. Нет. С этим у меня еще в порядке. Механизм, конечно, поношеный, но работает. Я о другом – что презерватив вещь не предсказуемая, как и жизнь. Иногда хочешь спастись от триппера, а получаешь геморрой. Лет двадцать пять назад, на Филиппинах в день святого Бенедикта, увязалась за мной одна местная девица. Усыпала с ног до головы цветами как могилу и предложила ночь любви всего за один доллар. Я, понятное дело, обрадовался такой дешевизне, но со своей стороны предложил ей музыкальный вариант. Сыграй, говорю, на флейте. А, зная, что в эти цветочные клумбы на воде заходят отведать нектара тысячи моих не совсем здоровых полосатых коллег с дрожащими хоботками, на всякий случай нацепил два кондома. И что получилось? Узкоглазая так старалась, так дула в мою флейту, что у меня геморрой вылез. Это, что, в каждом презервативе было минимум по одной дырке? Не знаю. Но дырка в заднице болела так, что мне подумалось – уж лучше бы я поймал триппер. Это всего лишь безобидный мужской насморк. Кстати, триппером я заболел через месяц в Норвегии, в Гримстаде, занимаясь любовью в холодном сарае. С женой приезжего оленевода. Я, кстати, там же, в Гримстаде, и вылечился. И всего за один доллар. То есть, лечение было бесплатным – это я потратился на шоколадку для медсестры.

Один доллар! Кто знает что это такое? Ни один таможенник, ни один философ, ни один миллионер вам этого не скажет. А я знаю. Один доллар – это два пятидесятицентовика. Что же можно приобрести за эти две монеты? Обаяние! Хотя, некоторым этот дар достается совершенно бесплатно, со дня рождения, вместе с фамильной серебряной ложкой. Меня же Господь наградил лишь склонностью убегать из дома, да еще ветрянкой – вот почему мне всегда идет борода. Вот почему обаяние пришлось покупать. И скажу честно – купил я его совершенно случайно. В Сиднее. Дело было так. Я вернулся из Норвегии во Фриско и, едва залечив задницу, поперся в порт – фрахтоваться на французскую «Олимпию». Простым матросом. Я, конечно, мог бы пойти и мотористом и рулевым, но лягушатники не охотно доверяют ответственные посты тем, кто не сюсюкает по-ихнему и требует зарплату в твердых зеленых баксах. Эти квадратные франки, во-первых, не помещаются в карман, а во-вторых, – инфляция. Вон, и Жак Брель, хоть и был бельгийцем, с сожалением признавал, что хуже франка в Европе только лира. Я недавно высаживался на Маркизовых островах и с большим уважением посетил его могилу. Но в тот раз мы шли на «Олимпии» за бараниной. В Австралию. Через три недели уже стояли на рейде Сиднея, а еще через день я, как и положено, спустил весь свой аванс в портовом ресторане. Переночевал в салате из креветок, а наутро потащился в город. Попал на местный рынок. Ко мне сразу же прилипло несколько грязных оборванцев. Совали всякую папуасскую чепуху – деревяшки, крашеные перья, горшки, да всякое дерьмо. А один вытащил из трусов две сушеные головы. Человеческие! Я пригляделся и узнал в одной из них черепушку Рокфеллера. Показал на нее пальцем. Грязнуля запросил десять баксов. Я стал торговаться, сбил до пяти, а когда полез в карман за деньгами, нашел только два пятидесятицентовика. Покупка срывалась, а я так хотел сделать пепельницу из этого черепка! Но помогла полиция – облава на распространителей дизентерии. Папуас кинул мне голову, выхватил из руки две монеты и скрылся.