Скотт Барт:

– Смотрите, он упал! Чего ты стоишь, док? Посмотри, он умер? Он умер?

Доктор Бенсон:

– Нет. Но он так думает.

Эйкройд, взволнованно:

– Ты уверен, док?

Бенсон:

– Конечно. Мертвецы не ковыряются пальцем в носу.

Сэм Дэнжервилл:

– Жаль. Не получилось у парня умереть.

Скотт Барт:

– Зато получился блюз.

Сэм Дэнжервилл:

– А мне кажется – он просто хотел выпить.

Кода.

Морской блюз

Светлой памяти Валентина Савича Пикуля посвящаю я этот блюз и надеюсь, что там, в вышине, он не обидится – ведь и папуасы преподносили своим богам всякие безделушки.

Пит Виндблоу, седой моряк из Фриско:

– Хватит икать! И подай немного вперед – достал меня этот вечный тангаж на 8 градусов! Два румба вправо – и голову, голову пригни, а то снесешь перегородку. Вот так. Нет! Отработай-ка, задний ход – хочу прочитать вывеску. Стоп! Теперь видно. «Несбывшаяся мечта». Это же утопия. А там, ниже? «Музыкальный салун». А это ободряет. Полный вперед! Стоп! Чуешь, запахло виски? Значит где-то должен быть и бар. Ну, вот он справа по курсу. Руль на правый борт, к стойке. Есть! Причалили. Эй, на пирсе, киньте же кто-нибудь, конец! Никого. Странно. И в порту никого. А где же бармен и вся его клиентура? Ну прямо как в Антарктиде, но там иногда хоть пингвины показываются, а тут – совсем никого. И тишина – как в Овальном кабинете во время Карибского кризиса. А может, все дело во мне? Может, я выпил слишком много и концы не связываю? И что же, вот эта записка мне только мерещится? Ну-ка, что здесь накарябано? «Все ушли на кладбище…» Интересно, навсегда или как? Вернутся или нет? С одной стороны, возвращаться – дурная примета, тем более, оттуда. А с другой – кто же мне нальет? И с кем общаться? Никого нет. Похожий случай произошел со мной в Альбукерке. Помнится, шел я в бар и по дороге, кажется, подхватил лихорадку. Так вот, захожу в заведение – а там одни стулья – и тоже, некому налить. И стало меня так трясти, что люстра с потолка свалилась. На ногу. Оказалось – это было землетрясение. Болезненное воспоминание. Нужно заглушить. Так, где здесь стаканы? А где виски? Вот. Наливаю. Готово. Элп! Смотри-ка, вливается. Значит, я еще не пьяный, если могу пить. Вернее, читать. Вот, кстати, дочитаем записку. «Все ушли на кладбище хоронить Юджина». Ну, теперь понятно. Хорошим, стало быть человеком слыл этот покойник, если даже бармен сорвался на похороны. Ну, примерно такой, как наш старикашка Блинд. Слепой Блинд. Кто видел слепого капитана? А я не только видел, но и ходил с ним шесть лет на сухогрузе. С виду обычный такой старикан в черных очках и с тросточкой, только, что мочился иногда мимо унитаза, да и то, когда сильно раскачивало, зато Бермуды знал как свою каюту, в Панамский канал заходил будто по рельсам и мы спокойно лапали местных девчонок прямо с лееров, не боясь, что наше корыто чокнется с бетоном. И вот однажды в Атлантике, где-то на тридцатой широте, когда мы тащили сахар из Кубы, произошел такой случай. Еще с вечера вся команда обожралась контрабандным ромом, Блинд, кстати, тоже. А нужно сказать, что ром этот – желтого цвета, как будто его настаивали на ржавом якоре, да и вкусом такой же. И крепок как грапп. Я бросил руль и храпел в углу рубки. Так что корабль таскался по воде как обкуренная шлюха в порту – зигзагами. Вдруг среди ночи просыпаюсь от дикого крика:

– Прямо по курсу, два кабельтовых, – айсберг! Право на борт!

Только он прокричал, Блинд, эти слова – схватился за сердце, повалился на пол и умер. Как он увидел? Да еще в темноте? Непонятно. Я крутанул вправо – и мы спаслись. Как там у Стивенсона? Шестнадцать сундуков человеку и мертвая бочка рома!!! В полдень все уже были трезвыми. Я рассказал как было дело. Похороны состоялись по морскому обычаю – капитана завернули в звездный флаг и скинули с левого борта. Все, как один, побросали вахту и пришли посмотреть. Плакали по-настоящему. Даже кок пришел, он же бармен. Да что бармен! И крысы вылезли на палубу. Механик говорил – тоже прослезились. А вообще-то, Блинду давно было пора – все-таки, восемьдесят лет. Вот ему представился подходящий случай – он и булькнул. Когда-нибудь и я тоже булькну.