Когда парни вышли на улицу, было около десяти вечера. Темнело. Стоял крепкий мороз – около восемнадцати градусов. Они шли по мелкой ледяной пыли, оставленной разлетевшимся градом. Под плотными сугробами этой пыли были заморожены и похоронены десятки тысяч людских тел. Токареву, временами, казалось, что это не лёд, а стекло. Они шли в неизвестном направлении… куда-то на юг. Джазмен скоро должен был умереть от заражения крови – в самом медленном варианте это, обычно, занимает от одного до нескольких дней. И Джазмен сказал:

– Может, за Урал рванём? А?

– За Урал нельзя, – ответил Токарев, – там погода.

– Так и здесь погода! – Как будто недоумевая, воскликнул проводник.

– Но там она какая-то аномальная. – Уточнил Константин.

Джазмен бегло взглянул на всё вокруг и сказал:

– А, по-твоему, минус пятнадцать в середине июня – это в порядке вещей?

Токарев промолчал.

– Ладно, пойдём на юг, – проводник отбросил прежнюю идею, – Будем искать другие бригады, устроим гастроли.

VIII.

В эту ночь луна была похожа на глаз человека, больного циррозом. С неба на всех смотрел огромный ядовито-жёлтый глаз. В общем, в эту ночь луна имела свой обычный цвет.

Партизаны шли на юг к Великому озеру. Когда им становилось очень холодно, они селились в заброшенных домах, топили печи. В лесах питались камышами и верхушками ёлок. Камыш по вкусу не отличить от огурца, а верхушки ёлок – не такой уж и деликатес. В средней полосе в лесу можно есть почти всё; подозрения может вызвать только наличие радиационного фона. Парни брали в доме лесника плетёную сеть, набрасывали на сугробы снега лапы елей и ждали, пока сова начнёт плести там своё гнездо. Когда это всё-таки случалось, Токарев набрасывал сеть на гору еловых веток, и сова попадалась. Через час ужин был готов. Они чувствовали себя живее всех живых.

Путешествие до первой, попавшейся на пути бригады, длилось трое суток. Это случилось где-то возле города Гусь-Хрустальный, там они встретили Череповецкую бригаду. Потом, вблизи Курлово, им попалась Новомичуринская. Восьмьюдесятью километрами западнее Великодворского – Рыбная Ватага… удмурты. Во всех бригадах парни рассказывали об одном и том же: «Мы ехали на последнем паровозе к Владимиру… Вы были там, во Владимире? Наш паровоз шёл из Архангельска» и т.д.

В каждой бригаде Джазмен искал умирающих партизан… живых мертвецов. Он играл с ними в Русскую Рулетку. В Адищевской бригаде он нашёл партизана, у которого был туберкулёз кости, и предложил ему сыграть.

– Хочешь поиметь шанс, облегчить себе страдания? – Сказал он.

Тот согласился.

Проводник достал револьвер и ссыпал все патроны из барабана себе в ладонь. Игроки сидели на пне, а между ними стоял импровизированный стол. Слева от них протекал какой-то из притоков Оки. Джазмен взял один патрон тремя замёрзшими пальцами и показал его сопернику. Каждый из них хотел скорее умереть, и оба были спокойны, как удавы. Этот «Чикагский бандюга Джонни» вертел патрон тремя пальцами и говорил:

– Патрон с оболочечной пулей… Знаешь, что это значит?

Соперник мелко улыбнулся и промолчал.

– Это значит, что оболочка пули кроме свинца в себе содержит ещё и медь. Большая пробивная способность. – Он погладил кончиком пальца плоскую… не заострённую на конце, а плоскую, пулю и сказал: – Это пуля с передней плоскостью. Знаешь, что это такое?

Страсти накалялись, но только среди тех, кто не умирал от болезней и разложения. Только среди зрителей. На вопрос Джазмена соперник ответил «нет».

Джазмен заглянул ему в глаза и сказал:

– Разрывное действие. Твои мозги разлетятся по всему лесу. Шансов выжить – ноль. То, что нужно, правда?