Все рассмеялись. И в последний раз

Вспыхнул красный сигаретный глаз

И угас…

– Не спится, видно, на чужой постели.

Едва лишь солнце глянуло в окно,

А гости на ногах уже давно:

Умылись, собрались, поели

И твоего приёма ждут теперь, —

Сказал По-Праву, указав на дверь.

– Ну как они?

– Да ночь прошла спокойно,

Но неизвестностью, видать, утомлены.

– Тут взрослому вести себя достойно,

Ой, тяжело. И помнить мы должны,

Что наши гости – дети. Им сложней

Понять, как мы живём, и разобраться

В переплетенье наших ситуаций.

И всё в течение теперь уже двух дней.

Всего два дня. Спрессован в них итог

Борьбы, надежд и вековых стремлений.

Слетит ли с трона самозваный гений,

Наш «справедливейший» самовлюблённый бог?

Всего два дня… Ну что ж, зови гостей.

Нет, погоди, скажи ещё два слова:

Как тётушка Ну-Что? Ты нового о ней

Узнал ли что?

По-Праву стал суровым:

– По-прежнему. На ПОЧТу нам пройти

Не удалось. Надеюсь, что пока.

Но ход не выдаст мать, скажу наверняка.

А почтарям самим вовеки не найти.

– Я не о том. Я не боюсь за ход.

Нам тетушка, как мать. Мы все у ней в долгу,

И я представить даже не могу

Весь третий ярус без её хлопот.

Мы не имеем права допустить

Над ней глумленья. Выход должен быть!

Ты передай там, чтоб Большой Совет

Собрался через час в Зелёном зале…

Зови ребят, небось и ждать устали,

От неизвестности душе покоя нет.

Вошли ребята. Тихим табунком

Остановились сразу у дверей.

Пред ними был не кабинет – скорей

Большая комната с высоким потолком.

За шторами от потолка до пола

Едва читались контуры окон.

И не понять о чём или о ком

Болтал в камине огонёк весёлый.

А в кресле у камина – человек,

Из-за очков из-под усталых век

Глядят глаза приветливо, тепло:

– Продолжить встречу время подошло

(Встал с кресла, подошёл к ребятам).

Ну, здравствуйте. Вас снова видеть рад.

Не зря у нас в народе говорят,

Завидуй людям, дружбою богатым.

И я надеюсь, будем мы друзьями

(Так и стрельнул весёлыми глазами),

Но я вам не представился вчера,

А прозвище моё Ищи Добра —

Оно мне нравится, и я к нему привык.

Начнём, пожалуй, времени впритык.

Настало время для вопросов ваших.

Мне отвечать, а вам их задавать.

Спросил Серёжка:

– Что же было дальше?

Вы обещали утром рассказать.

– Что было дальше? Дальше было так:

Войдёшь в воротца – непроглядный мрак

Тебя охватит на одно мгновенье,

Потом вдруг радужными всполохами свет

В глаза плеснёт – и вот его уж нет,

И в сером НЕЧТО видишь проясненье.

Не сразу осознав, что это было,

Глядь – ты опять на площади стоишь,

Где всё знакомо, только давит тишь,

Как будто Город ватою накрыло.

Но прорывая вату тишины,

Всё больше слышишь голосов знакомых:

И ты им рад, как век не слышал – дома!

Вот так сюда свершался переход.

И зажил счастливо мой Город, мой народ.

А дальше – просто, как и быть должно,

Всё, кажется, учли, да не учли одно:

Когда свобода выдаётся как подарок,

Без мук, без боли, Свет её не ярок,

Она прекрасна, но как трудно с ней,

И как с подарком сим распорядиться?

Не сразу поняли мы в сутолоке дней:

Ушла свобода, как в песок водица…

Откуда Справедливейший явился,

И кто его к Машине допустил,

Никто не вспомнил, как бы я ни бился,

Кого бы я об этом ни спросил.

Как будто кто-то этот эпизод

Из памяти людей стёр тщательно, надёжно.

Но начинал он крайне осторожно.

Не день прошёл, не месяц и не год —

Но постепенно взял он власть над нами.

И, безусловно, правым будет тот,

Кто упрекнет, что мы виновны сами:

Беспечно полагаясь на Машину,

Не разглядели деспота личину.

Сначала был он лишь Смотрящим у Машины,

Потом вдруг начал должности менять,

Вверх по служебной лестнице шагать,