– На то – все нужно проверить. Все!

– Трата времени, господин Шумилов, – тихо сказала Анриэтта.

Однако Петруха, который не мог ослушаться начальства, сговорился в порту с капитаном флейта «Голубь», построенного не так давно на виндавской верфи и еще не попорченного всякой морской нечистью.

Как и следовало ожидать, в Мемеле никаких московитов не видели или же не смогли отличить их долгополых кафтанов от польских жупанов. Потратив три дня на поиск следов, Шумилов велел искать судно до Гданьска. И там, в порту, вспомнили двух бородатых мужчин в странном платье и сопровождавшего их прислужника в шведских ботфортах. Удалось найти и человека, который знал, где они приобрели лошадей, и кузнеца, который этих лошадей перековал, и корчмаря, подметившего, что сперва уехали двое в русских кафтанах, а потом только их спутник, причем спутник где-то раздобыл очень хорошую лошадь.

– Ни черта не понять, – сказал, узнав эти новости, Ивашка. – Он их отправил в Варшаву, это ясно, а сам куда подевался?

Это даже Анриэтту несколько озадачило.

– Значит, едем в Варшаву, – решил Шумилов. – Только нужно купить польское платье.

– Наконец-то! – усмехнулась Анриэтта. – И не просто купить там, где продают подержанное платье, а нанять портного, чтобы подогнал. Иначе будете выглядеть, как будто в краденом. Хорошо бы еще бороды сбрить, а усы оставить.

– Опять?! – возмутился Ивашка. Им с Петрухой уже доводилось избавляться от бород в Курляндии, и воспоминания были отвратительные: так она себе растет и растет, только иногда подравнивай, а без нее – раз в два дня изволь скрести рожу бритвой!

– Придется, – поневоле согласился Шумилов. Чтобы выследить беглецов, нужно изменить внешность, притвориться панами, и он даже знал, каких именно панов следует изобразить, – из православной русской шляхты, из-под Орши. Это объяснило бы и своеобразный выговор, по которому варшавские поляки сразу бы опознали иноземцев.

Менять потребовалось решительно все – кроме разве что холщовых подштанников.

Казалось бы, не так уж отличается жупан от русского кафтана или однорядки, а поди ж ты – люди сразу видят разницу. А польские кушаки без слов говорят, кто ты таков и богат ли. Узнав цены на эти особым образом сотканные кушаки с золотыми нитями и филигранными пряжками, Шумилов возмутился и отказался брать. Ивашке с Петрухой-то что, а ему за каждую копейку ответ держать.

Временно отложив попечение об одежде, московиты задумались об оружии.

– Нужно обзавестись саблями, – сказал Шумилов. – Иначе нас польские паны и за людей не сочтут, а так – за подлое сословие.

– Может, и лучше, чтобы за подлое сословие, – возразил Петруха. – Я слыхал, паны горды, чуть что – за рукоять хватаются. Я вот саблей махать не обучен, как раз на тот свет отправлюсь.

– Я тоже, – признался Ивашка.

– Я умею обращаться с рапирой и со шпагой, но не очень хорошо, – призналась Анриэтта. – Мне больше приходилось стрелять.

О том, что Анриэтта и Дениза побывали во всяких переделках, следуя за мужьями, сторонниками покойного английского короля, Шумилов знал от Ордина-Нащокина, который, вербуя женщин в лазутчицы, обо всем их расспросил, Ивашке же немало рассказала Дениза.

– Сабельной рубке меня учили, – сообщил Шумилов с таким видом, будто у него вдруг зубы заболели. – Вот только выбирать клинки не умею. Будь мы на Москве, я бы нашел в Саадачном ряду знатока. А тут нам вместо хорошего клинка поганый подсунут, мы и не поморщимся.

– А не все ли равно? – спросил Петруха. – Коли они нам лишь для вида?

– Не дам тратить казенные деньги на всякую дрянь, – отрубил Шумилов.