Наталья кивнула в сторону одной из комнат и сухо сказала:

– Полку освободишь себе там. Одну.

И ушла. В этот день я больше ее не видела. Дверь на кухню была плотно закрыта, и ни у кого из девушек не возникло желания в нее постучать.

Я ни разу не видела Наталью трезвой. Обычно она сидела на кухне – смотрела телевизор, курила и ругалась с охранником, – замкнутым и, как мне показалось, не совсем здоровым психически пареньком. Не знаю, доверяли ей рекламные телефоны или нет, но клиентов у нас не было за всю неделю ни разу. К Наталье отправляли «неразумных» на «перевоспитание». После нее девушки возвращались притихшие и согласные на все, лишь бы только их опять не отправили в эту квартиру.

Наталья отличалась взрывным и непредсказуемым характером: утром она может чуть ли не в любви вам признаться, а вечером вы у нее летите под штраф просто за то, что ей показалось, будто весь день вы о ней плохо думали. Но штраф – это не так страшно. В припадке ярости она могла позвонить сутенерше и наговорить на девушку все, что угодно. Так, однажды она чуть не подписала «смертный» приговор девочке, сказав, что та, якобы, украла «кассу». Девчонку спасла случайность: в этот и предыдущий день на «точке» не было работы. Вообще. И красть в принципе было нечего.

Держали нас взаперти. В магазин раз в день отправлялся охранник со списком продуктов для девушек. Денег на руках к этому времени ни у кого не было, и все закупалось в счет будущей зарплаты, которую, в конечном итоге, никто из нас так и не получил.

Мне повезло. Прожив с Натальей неделю, я осталась жива и здорова. За все это время о деньгах даже не заикались, и я боялась напомнить кому-либо о них. Хотя, повторюсь, мне тогда эта сумма казалась огромной.

Через несколько дней в комнату зашла администратор и объявила, что я могу быть свободна.

– Даем день выходной, а завтра к Светлане приедешь, – сказала она.

Я была счастлива. Вырваться из этого ада! Девушки, с которыми я жила первые дни, давно уже были переведены в другое место, а новенькие вели себя так же, как я поначалу: шарахались от всего и предпочитали ни с кем не общаться. Сама атмосфера этой квартиры не предвещала попавшим в нее ничего хорошего. Это чувствовали все.

Ну, а потом случился разговор со Светой по телефону, и я осталась ни с чем: на улице, без вещей и без денег. Хорошо хоть, ума хватило документы не растерять. И еще у меня оставался старый журнал по работе.

Все решилось быстро, следующим же звонком по таксофону.

Я попала в обычную двухкомнатную квартиру, примечательную разве что отклеивающимися обоями в прихожей и снующими туда-сюда тараканами. Ни в какое сравнение с шиком «ленинских» хором это «заведение» не шло. Да и цены здесь были соответствующие.

«Точка», в которую я попала, носила гордое название «Джулия». Здесь обитали две хохлушки из Керчи, одна девушка из Тулы и администратор – вероятно, тоже с Украины.

Нравы, лица и тела обитательниц «Джулии» были просты и доступны, но лично мне неприятны. Дело в том, что я сама по себе достаточно сложное существо, а там, куда я попала, царили законы жвачных.

Разумеется, меня невзлюбили. Потому что, научившись быть женщиной, я создала серьезную конкуренцию местному контингенту. И никто не собирался это терпеть.

Я проработала там около десяти дней. Клиенты «Джулии» разительно отличались от тех, что приезжали на «Ленинку»: все-таки цена служила определенным фильтром. Среди «ленинских» преобладали люди хорошо обеспеченные – бизнесмены, менеджеры среднего и высшего звена, чиновники и иностранцы. Они не скупились на чаевые, обращались с нами, в основном, вполне сносно и, в общем, работа там не вызывала каких-либо отрицательных эмоций. Можно даже сказать, что «процесс релаксации» был обоюдным. Только девушка на удовольствии еще и неплохо зарабатывала (часто, правда, чисто теоретически).