– Я буду заниматься со своей стороны, а вы обратитесь в частное борю розыска… – он снизу вверх просительно посмотрел в её прекрасные серые глаза, и сердце его проткнула большая цыганская игла, ему стало физически плохо, как если бы из него ушла вся энергия. Вот втюрился! – понял он, как мальчишка! – Пожалуйста, вам визитка, – подал он осторожно двумя пальчиками, нарочно держа её вытянутой рукой подальше от себя, словно Галина Сорокопудская была гадюкой со смертельным ядом.

– Сказать, от кого?.. – невинно заморгала ресницами Галина Сорокопудская, как кукла Барби.

– Не надо, – снова воровато оглянулся он, – там о вас всё знают, – добавил чрезвычайно таинственным голосом.

– Откуда?.. – так же чрезвычайно таинственно удивилась Галина Сорокопудская и произвела над Мироном Прибавкиным тот самый безотказный фокус с глазищами, который производила и раньше.

Сердце Мирона Прибавкина упало в пятки и осталось там навеки.

– Я позвоню и всё устрою, – цепенея, улыбнулся он и почувствовал, что губы у него от страсти делаются картонными.

Галина Сорокопудская улыбнулась. Мирон Прибавкин тоже улыбнулся. Галина Сорокопудская подвинулась на шажочек. Мирон Прибавкин – тоже. Галина Сорокопудская ободряюще кивнула. Мирон Прибавкин осмелел, приподнялся на цыпочках и ткнулся губами туда, куда сумел допрыгнуть. И хотя был среднего роста и вообще, считал себя не очень маленьким, дотянулся всего лишь до подбородка. К его изумлению, Галина Сорокопудская наклонилась и, не меняя дарственного выражения глаз, наградила его страстным и долгим поцелуем, от которого у Мирона Прибавкина закружилась голова, а ноги даже чуть-чуть оторвались от земли, отчего Мирону Прибавкину показалось, что мир перевернулся верх тормашками. И он уже готов был пребывать в этом состоянии бесконечно долго, как вдруг за спиной, как в третьесортной французской комедии, раздался гнусавый голос Луи де Фюнеса:

– А-а-а!!! Кто у нас здесь по кустам шастает?! Документики!..

И из-за предательски разросшейся жимолости появился патруль ППС, то бишь «пэпсы»: два рядовых молодца с румянцем на щеках, нарочно подстерегающие парочки именно в таких глухих и тёмных местах.

Однако, заметив к своему ужасу, погоны Мирона Прибавкина и в особенности его синий китель с позолочёнными пуговицами, сдали назад, аки зайцы, да так быстро, что только пятки засверкали, а один из них в суматохе даже потерял орудие труда – свою полицейскую дубинку, то есть «татьянку» на полицейском жаргоне.

– Фу! – легко и непринуждённо захохотала Галина Сорокопудская, покачиваясь, как чрезвычайно притягательная гибкая ива. И открыла Америку очень даже приятным для слуха детским лепетом: – Они вас боятся!

– Ещё бы! – с гордостью повёл плечиком Мирон Прибавкин. – Нас все боятся!

И хотел было продолжить это самое сближение с Галиной Сорокопудской на фоне романтических чувств, но был остановлен её строгим голосом, она даже выставила перед собой ладонь с милым бирюзовым колечком:

– Что вы себе позволяете?! У меня муж пропал! А вы?.. – укорила она, покачав милой головкой с растрёпанными волосами.

И Мирону Прибавкину стало стыдно, он хотел было возразить, что она сама, мол, сама не против, но взглянув на неё, особенно на её серые, такие очаровательные и вместе с тем строгие глаза, предпочёл держать себя в рамках закона, а не заниматься выяснением отношения через час после знакомства.

– Извините… – отступился он, как истинный джентльмен, одёрнул китель и выпятил широкую грудь гренадера, которой чрезвычайно гордился. – Завтра я вам позвоню… – добавил в ожидании её волнительного ответа.