- Я жалею обо всем, что натворил, - внезапно огорошивает Исаев.

А вот это признание обезоруживает. После наших перепалок, после всего, что случилось, я уже как-то свыклась с мыслью, что никакого раскаяния не будет, даже пары слов я не заслужу таких.

- Ты… что? – даже переспрашиваю, потому что поневоле кажется, что ослышалась.

Богдан морщится, как от боли, смотрит на меня исподлобья. Долго, мучительно долго. Кажется, я воочию вижу, как ему выворачивает душу – ох, не привык господин Исаев виниться и просить прощения, совсем не привык.

- Я жалею о том, что сделал. Довольна теперь? Или еще повторить? – Спрашивает так, словно я его извиниться вынудила, причем как минимум приставив пистолет ко лбу.

- Ясно… - бормочу я. – Да нет, Богдан. Твои извинения уже ничего не исправят.

Он сцепляет крепче зубы, так, что желваки по скулам ходят, смотрит не на меня, а в пол. Неужели ожидал какого-то другого ответа? Когда Исаев поднимает взгляд и наши глаза встречаются, в них столько всего, что я даже теряюсь. Боль, злость, опустошение, горечь.

Богдан перешагивает коробку, лежащую под ногами, оказывается вдруг рядом, слишком близко. Непозволительно, учитывая, что мы теперь чужие друг другу люди. Я застываю, широко распахнув глаза. Не станет же он… не посмеет, не должен…

Кажется, что вот-вот наши губы соприкоснутся, но в последний момент он делает шаг в сторону и огибает меня. Я растерянно смотрю в его спину.

- Куда ты? – обескураженно.

- К детям, - бросает глухо через плечо.

- Они спят уже, - отрезаю я и фыркаю, складывая руки на груди, - раньше надо было приходить.

- Я хотя бы просто посмотрю, - бурчит Богдан.

- Близняшки спят слишком чутко, не надо их тревожить. Если хочешь посмотреть на детей, приезжай, когда они не спят.

Исаев разворачивается на пятках, пробивает снова взглядом насквозь. Я прекрасно помню, насколько он взрывоопасен. Отца у него не было и Богдан всегда всё пытался контролировать, продумывал все возможные варианты развития событий. Что бы ни случилось, у него всегда был план. Ему просто жизненно необходимо ощущать это чувство контроля, что он хозяин жизни, держит руку на пульсе и всё идет в точности так, как он и запланировал.

Сейчас, видимо, Исаев в полном раздрае от случившегося. Внезапные дети и бывшая жена, свалившиеся как снег на голову, пошатнули всю выстроенную стратегию, выбили из колеи. Меня это даже забавляет. Наконец-то хотя бы не я одна чувствую, что у меня почва из-под ног разом ушла, как в невесомость выбросило.

Не знаю, сколько бы мы еще прожигали друг в друге дыру взглядами, но Богдан вдруг складывает руки на груди и огорошивает вопросом в лоб:

- Ты спала с Максом?

От изумления я даже рот приоткрываю и не сразу понимаю, о каком именно Максе речь.

- Что? – выдавливаю через силу.

- Ты спала с моим лучшим другом? Максом Акерманом? – раздраженно переспрашивает Исаев и цедит, глядя на меня тяжелым жестким взглядом, - Это в честь него ты назвала моего сына?

Это предположение настолько внезапное, что с губ сам собой срывается смешок. Я все еще не до конца верю, что Богдан не шутит, а спрашивает всерьез. Но Исаев от моей реакции мрачнеет еще больше, давит своей агрессивной аурой.

- Ты это серьезно? – все же фыркаю я, не выдержав, - Я с ним общалась последний раз, когда вы по телефону созванивались, и то лишь «привет» сказала. Ты же сам знаешь, что Макс уехал, когда мы еще в браке были.

- Разве это помеха?

Объяснение бывшего мужа, кажется, вообще не устраивает, и я не выдерживаю:

- Ах да, точно! – охаю наигранно, настолько меня воспламеняет его реакция, - Когда это брак был помехой измене, да, Богдан? Ты ведь об этом как никто другой знаешь!