- Снежана? – раздается приглушенный голос со стороны прихожей.

Зажмуриваюсь и стискиваю кулаки. Я этот тембр из тысячи узнаю, будь он проклят. Исаев явился. Меня такая злость берет, что я едва зубами не скриплю. Приехал, привез первой жене еду, а потом ко второй побежит. Султан, мать его.

Выхожу в прихожую, бегло осматриваю ее. Помещение все заставлено коробками, игрушками, какими-то пакетами. Мой взгляд перемещается с них на Богдана – он как раз заносит из тамбура последние пакеты, забитые, похоже, едой, и закрывает дверь. Молча прожигаю в нем дыру.

- Это стульчики для кормления, - как ни в чем не бывало, поясняет Исаев, тыкая на две продолговатых коробки, - сейчас разденусь и соберу их.

- Вижу, что стульчики, - цежу я и складываю руки на груди, - что, серьезно надолго решил меня здесь оставить?

- Могу унести, если тебе удобно без них детей кормить, - вместо ответа набычивается он.

Мы сверлим друг друга недобрыми взглядами. Богдан ведь прекрасно понимает, что мне тяжело справляться одной с близнецами и даже кормить их не так удобно сейчас, как с этими треклятыми стульчиками. Не говоря уже о том, что сажать их на обычные просто небезопасно – они ведь постоянно на что-то отвлекаются и рискуют свалиться вверх тормашками.

- Богдан, - имя почти бывшего мужа из моих уст сейчас звучит тяжело и весомо, без каких-либо ноток радости, что были раньше. Хватит. Я больше не позволю собой пользоваться или помыкать.

Исаев вскидывает подбородок выше, пробивает глазами хищно.

- Пошел. Ты. – Произношу раздельно и с внутренним удовлетворением наблюдаю за тем, как лицо мужчины вытягивается от удивления.

- Что ты сказала?

- Я сказала: пошел ты, - даже договорить ему не даю, - со своими стульчиками, игрушками или что ты там еще припер. Можешь тащить это все своей Лизе, с которой вы весело кувыркаетесь до сих пор, и задаривать ее. Готовиться к будущему совместному ребенку, если он будет.

- Не будет. Я больше не могу иметь детей.

Кажется, признание дается Исаеву нелегко.

- Какая жалость, - хмыкаю я.

Это неправильно, но я ощущаю внутреннее удовлетворение. Бумеранг все-таки существует и прилетел обидчику прямо в его наглую морду.

- Я и не ждал от тебя сочувствия.

- А ты его заслужил? – иронизирую, - После всего, что сделал?

Исаев хмурится, трет переносицу.

- Послушай… я поступил как настоящий козел, это правда. Я не прошу меня простить, знаю, что это невозможно. Просто… давай хотя бы ради детей все решим более-менее мирно.

- О, как благородно! Ты говоришь это, а потом угрожаешь отнять их!

- Ничего этого не будет, если мы договоримся полюбовно.

- Полюбовно, по-твоему, это как? Я должна оставить своих детей тебе на воспитание и быть рядом с ними приживалкой? Чтобы, если твоя левая пятка захочет или Лиза надоумит, ты меня сразу же выставил из дома?

- Хватит пенять мне Лизой. Мы с ней не живем вместе, - рычит Богдан.

- Да какая, к чертовой матери, разница?! Это ведь не мешает тебе с ней спать.

- Мы не спим, - признается он глухим тоном, - за два года это случилось лишь пару раз.

- Мне тебя поздравить с этим фактом или посочувствовать?

От былой понимающей Снежаны и следа не осталось. Теперь вместо нее язвительная особа, которая за словом в карман не лезет. Мою ярость питает жгучая обида, а еще злорадство. Лиза мне недавно пеняла, что я, мол, их с Исаевым счастье не могу ей простить, а оказывается и нет ничего. Встретиться за два года переспать пару раз – это даже отношениями назвать язык не поворачивается. Выходит, не так уж и безоблачно Лизино счастье, построенное на нашем разрушенном браке.

Но все это лишь со слов Богдана, так что сказанное нужно делить как минимум надвое. Больше я всяким россказням не поверю, тем более он вполне может врать. Зачем? Да хоть чтобы расположение заслужить – смотри, какой я молодец, всего два раза в койку сестренку твою затянул, а мог бы и каждый день. Ну просто благородный рыцарь.