Нервы за год расшатались, эмоции бушуют. Кроме того, страх перед грядущим собеседованием отключает разум. 

Ведь если я не устроюсь на работу, то придется ограничить средства на дочь. Антон не шутил – он действительно перестанет мне деньги давать. А детских выплат только на подгузники и питание хватит. Нет уж, моя булочка достойна лучшего!

- Ну-у, уже что-то, - оглядывается незнакомец, и я замечаю в его глазах пляшущие искорки. - Тогда бы Вадим Шторм понял, что вам действительно нужна эта должность.

- Сомневаюсь, что он вообще бы узнал об этом инциденте, - поверить не могу, что мы говорим о подобной ерунде.

- Вадим Шторм знает и видит все, - его фраза звучит пугающе. - В конце концов, в медиахолдинге идут по головам. Здесь одни акулы, - опять отворачивается.  

- Что ж, и среди акул можно оставаться человеком, - уверенно бросаю ему в затылок, который уже устала лицезреть.

К счастью, лифт дзинькает и открывается.

- Но выжить легче, когда ты акула, - произносит незнакомец с едва уловимой грустью. И выходить не спешит.

- Скучно, - повторяю его интонацию. - Тем более, речь идет о секретаре-референте. Правой руке, а в ней, как известно, может оказаться как спасательный круг, так и нож, - возбужденно повышаю голос. - Если Вадим Шторм достаточно умел и дальновиден, то выберет по-настоящему надежного человека. Явно не того, кто идет по головам, - и добавляю уже тише. - Потому что однажды под угрозой может оказаться его собственная.

Огибаю незнакомца, который внезапно замолчал, и выхожу в коридор. На протяжении всего пути чувствую на себе прожигающий взгляд. Позволяю себе перевести дыхание лишь, когда скрываюсь за дверью приемной.

Однако ненадолго. Вскоре паника возвращается.

В душном помещении яблоку негде упасть. Десятки соискателей, таких же, как и я, а может, и лучше, взбудоражено перешептываются и заметно нервничают. На меня никто даже внимания не обращает, но это даже хорошо. Отхожу к дальней стене и жду своей очереди.

Минут через пятнадцать дверь кабинета открывается - и на пороге возникает мужчина средних лет. Окидывает нас всех взглядом, при этом, кажется, тоже удивляется количеству желающих стать правой рукой Вадима Шторма.

Одна из самых ушлых кандидаток, в возмутительно коротком платьице, выходит вперед. Выпячивает грудь и шагает к двери. Нагло так, будто ее вызвали, хотя мужчина еще не успел ничего сказать.

- Так. Стоять. На место, - бросает он команду, словно собаке, и та подчиняется. - Вадим Шторм вызывает к себе… - мажет взглядом по нам всем, - …блондинку в бежевом платье.

- А фамилия? – доносится писклявый голосок из толпы.

В ответ – тишина. И только серые глаза внимательно сканируют собравшихся. Атмосфера накаляется. Хочется сбежать отсюда.

- Вы, - внезапно мужчина пальцем на меня указывает. – Зайдите! – и скрывается в кабинете, а я вынуждена следовать за ним.

«Блондинка в бежевом платье». Чувствую себя Золушкой, которую по одежде идентифицировали.

«Вадим Шторм все знает и видит», - вспоминаю предостережение незнакомца. И становится не по себе.

Передергиваю плечами и направляюсь вглубь кабинета. Останавливаюсь посередине. Вздрагиваю, когда дверь позади меня захлопывается.

Замечаю мужчину у панорамного окна. Стоит спиной ко мне. В белоснежной рубашке, выглаженной, но при этом с наспех закатанными рукавами. Ладони спрятаны в карманы темно-синих брюк.

Он не спешит говорить первым. Поэтому я проявляю инициативу.

- Добрый день, я…

- И снова здравствуйте, Снежана, - знакомый голос бьет под дых. 

Мужчина поворачивается. Намеренно медленно. Будто издевается.

Вот ч-черт!