– Нет, – шепчет Лена, как школьница, не выучившая урок.

– А когда у Алинки ужин по графику? – задаю вопрос на засыпку.

– Ну, зай, график же у няни, – разводит руками. – Откуда мне знать? – приближается и по плечу ласково ладонью ведет. Подлизывается, бдительность усыпляет. Раньше это работало безотказно.

Но с появлением дочери в нашей жизни меня будто перемкнуло.

– Садись, Лена, два, – с сарказмом бросаю. – Час назад, – отвечаю сам, взглянув на часы. – Ты абсолютно не интересуешься дочерью. Что же ты за мать? – не выдерживаю я.

Жена вздрагивает и отходит от меня. Не спорит больше, не пререкается. И вообще меняется, как по щелчку пальцев.

– Извини, – опускается на стул рядом с Алей. – Я виновата, да, – говорит чуть слышно.

Нахожу в кухонном шкафу банки с детским питанием. Нормальную еду дочери готовит няня, но сегодня она на больничном. Я же могу только чем-то готовым накормить. Тоже, если посудить, не идеальный родитель. Еще чего-то от Лены требую. Алинке с нами обоими не повезло: мы – ветреные журналисты, помешанные на карьере.

Однако детей я хотел, да и жена поначалу охотно согласилась. Но на определенном этапе все пошло по наклонной…

– Я искренне не понимаю, как можно так наплевательски относиться к дочери после того, что МЫ с тобой пережили, – пытаюсь воззвать к ее чувствам, если они вообще остались.

– Ты злишься, потому что дело во мне, – покашливает жена и осекается, взгляд пряча. Мы оба знаем, о чем она.

– Лена, нет, не поэтому,  – кошусь на Алю и открываю баночку, щелкая крышкой. – Я ведь никогда не попрекал тебя. Наоборот, поддерживал с самого начала. Прошел все вместе с тобой, – беру пластиковую ложку и начинаю кормить дочку пюре. – Я помню, какая тяжелая беременность у тебя была. Как ты буквально не вылезала из больницы, особенно, в последние месяцы. Я переживал очень, берег тебя тогда. Продолжил заботиться о тебе и после родов, – напоминаю ей. – Обеспечил все условия для восстановления. Младенцем я сам занимался. Няню выбрал и нанял, маму позвал на помощь. Ночевал с дочкой. Ни ты, ни Светлана Григорьевна не касались ее, – внезапно тещу вспоминаю. На дух ее не переношу. – Лена, ты до сих пор, как королева, в отдельной комнате живешь. Не думаешь, что твое «восстановление после тяжелых родов» несколько затянулось?

– Мне было сложно… – краснеет она, окончательно теряясь. Не смотрит мне в глаза, царапает стол ногтями.

– Понимаю, но это не оправдывает того, что ты самоустранилась и не исполняешь свои родительские обязанности, – чеканю я. – Зачем ты вообще в декрете сидишь?

– Тогда… может… я… – сглатывает и умолкает.

– Что? – поторапливаю ее, а сам личико Але протираю салфетками.

– Выйду на работу? – выпаливает и зажмуривается.

– Ты серьезно? – вхожу в ступор от ее вопроса.