– Целиком, – собеседница точно хочет вогнать меня в еще больший транс. – Пожарные так долго не приезжали, что пламя чуть на соседей выше не перекинулось.
Ужас. Животный лютый ужас – то единственное, что я чувствую прямо сейчас. В голове ни одной мысли. Конечности становятся ледяными, а я смотрю в одну точку, остекленевшим взглядом.
– Лерка?! – Инга замечает мое отсутствие. – Ты там в порядке? Блин! Лер! Ответь что-нибудь!
– Я перезвоню, – тихо отвечаю взволнованной подруге и как только кладу трубку, начинаю плакать, опустив лицо на руки.
От сегодняшнего дня я ожидала всякого. Даже того, что Юрий по какой-то причине откажется меня отпускать. Ведь сделка есть сделка. Вот только такого поворота событий я не могла представить даже в самом страшном сне.
Телефон снова жужжит рядом, но я уже не обращаю внимания. Сказать Инге мне на данный момент просто нечего.
По сути, мы с мальчиками остались на улице. Если сегодня съедем от Юрия, то идти нам будет некуда. Да, можно остановиться у Инги на какое-то время, но жить у подруги вечно мы не сможем. А ремонт делать попросту не на что.
В голову закрадывается мысль, что это я во всем виновата. Если бы не приняла решения уехать в Москву, то, вероятно, удалось бы избежать пожара. Или, как минимум, я смогла бы спасти часть необходимых вещей.
Получается, что в погоне за лучшей жизнью, я оказалась на самом ее дне. Хуже просто придумать нельзя.
– Мамочка! – мальчишки тут же подбегают ко мне.
– Мамочка! Почему ты плачешь? – грустно интересуется Марк.
– Мамочка, пожалуйста, не плачь, – раздается совсем рядом голос Макара.
А я не могу остановиться. Рыдания такие горькие, что рвут душу. В последний раз я так плакала, наверное, в день, когда застала Родиона с другой женщиной в его кабинете. В тот момент мир вдруг обрушился, оставили после себя уродливые руины.
Сейчас происходит то же самое. Все, что я сумела построить за последние несколько лет, несется в пропасть. Вокруг меня остаются лишь обуглившийся головешки некогда сносной жизни.
– Мамуля, ну не плачь… Почему ты плачешь?
Четыре детские ладошки гладят меня по тем местам, куда могут дотянуться. И я должна быть сильной ради них. Ради своих мальчишек. Ради их будущего. Позволить себе сейчас убиваться горем – признать свою слабость, признать, что я опускаю руку, что перестаю бороться.
Но разве я имею на это право? Могу поступить так с мальчишками?
Кто-то из них тоже начинает плакать. Кажется, Макар. И это становится последней каплей. Сложно даже представить, как братьям страшно видеть свою маму в подобном состоянии. Для них ведь я – весь мир.
– У меня очень плохие новости, – всхлипнув в последний раз, объясняю сыновьям.
Притягиваю обоих к себе и взлохмачиваю их нежные волосики на головах;
– Какие? Какие новости, мама?
– Помните, я рассказывала вам про пожар и про то, как смелые пожарные борются с огнем?
– Да.
– Они отважные, – добавляет Макар.
– Наша квартира сгорела.
Мальчики не успевают что либо сказать или переспросить, потому что в комнату вдруг входит Юра. Мне кажется, Макар и Марк пока вообще не поняли смысл сказанного. Они же дети. Быть может, мне стоило и выдумать другие причины, по которым мы не сможем вернуться домой.
– Что у вас тут стряслось? – хозяин дома если и взволнован, то совсем чуть-чуть.
Не знаю, стоит ли ему говорить? Но за меня этот вопрос решает случай.
– У нас квартира сгорела, – сдает кто-то из мальчиков. Они не со зла, я понимаю.
– Это правда? – мужчина просит подтверждения лично от меня.
– Да, – долго и шумно выдыхаю. – Но мы все равно уедем, – спешу добавить. Не хочу вводить Юрия в заблуждение.