– Мы должны начать все с нуля, – наконец завершил он.

Фабрегас знал: то, что он собирается сказать в ответ, не понравится бывшему начальнику. Поэтому нужно постараться обойти все острые углы.

– Жан, не забывай, что ты на пенсии, и нет никого, кто мог бы начать «Дело близнецов» с нуля – потому что никто больше им не занимается. Имей в виду, я сильно рискую из-за того, что ты вот так свободно разъезжаешь повсюду со мной.

– Да брось! Ясно как день, что речь об одном и том же похитителе. И ты прекрасно знаешь, что без меня тебе не обойтись!

– Это ты так считаешь. Но по факту, кроме совпадения имен, у нас ничего нет.

– Да, само по себе это мелочь, но я уверен, что за этим что-то кроется! Не бог весть какая зацепка, но уж какая есть. Извини, а много ли у тебя других?

На это Фабрегасу было нечего возразить. С самого начала его не оставляло чувство, что преступник либо сбил их со следа, либо каким-то образом всегда успевает оказаться на шаг впереди. Когда Надя вернулась домой, капитан был уверен, что ему удастся убедить ее рассказать обо всем. Результат: девочка покончила с собой еще до того, как он хотя бы попытался с ней поговорить. Рафаэль Дюпен, чье присутствие в «Ла Рока» в дни исчезновений детей делало его идеальным подозреваемым, был на допросе в жандармерии в то время, когда пропал Габриэль. И вот теперь Фабрегас, по сути, пытается отстранить от расследования единственного человека, который собрал абсолютно полное досье из материалов по «Делу близнецов», – сам не вполне понимая почему. Из страха, что его самого отстранят по какому-нибудь формальному поводу? Или из опасения, что Жан подорвет его авторитет у подчиненных? Но, какой бы ни была истинная причина, капитан понимал, что она не имеет никакого значения в подобной ситуации. Жизнь двоих детей важнее его карьеры и его самолюбия.

– А сам-то ты кого подозревал все это время? – наконец спросил он, как бы по умолчанию давая понять бывшему начальнику, что их сотрудничество продолжается.

– О, у меня длинный список.

– Ну что ж, надеюсь, ты свободен сегодня вечером?

Прибыв в жандармерию, они почти одновременно увидели сквозь полуоткрытую дверь, выходившую в коридор, скрещенные женские ноги, которых – Фабрегас мог поклясться в этом – до сих пор здесь не наблюдалось. Доктор Флоран расположилась в тесном кабинетике, который предоставил в ее распоряжение Викар. Выполняя просьбу о помощи следствию, она привезла заключение о самоубийстве Нади и теперь перечитывала его. Фабрегас, который еще не виделся с детским психологом после недавней трагедии, воспользовался случаем, чтобы поблагодарить ее за работу.

– Вы шутите?! – горько сказала она. – Если бы я сделала свою работу хорошо, Надя осталась бы жива.

Капитан пытался найти слова, чтобы ее утешить, но понимал, что их обоих теперь гнетет одно и то же чувство вины, которое не заглушить шаблонными соболезнованиями.

– Вы возвращаетесь сегодня вечером в Авиньон? – спросил он, чтобы сменить тему.

– А что, вы собирались пригласить меня на ужин?

Хотя Фабрегас не мог не заметить сарказма в ее голосе, он решил сделать вид, что принял это предположение всерьез.

– А что, неплохая идея! Надеюсь, пицца в нашей столовке вас устроит? Когда еще такое попробуете!

Доктор Флоран некоторое время ошеломленно смотрела на него, потом с легким смешком спросила:

– Вам уже говорили, что ваша манера сближаться с женщинами несколько… прямолинейна?

Чтобы сгладить неловкость, Фабрегас улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок, надеясь смягчить собеседницу, прежде чем объясниться.

– Понимаете, я бы с удовольствием пригласил вас в самый лучший местный ресторан, – извиняющимся тоном произнес он, – но дело в том, что мы с Жаном весь вечер будем изучать материалы следствия, и ваша помощь была бы весьма кстати.