– У вас нет телефона, – повторил Фабрегас, – и, насколько я понимаю, почтового ящика тоже нет.

– Именно так.

– Мы с коллегами побывали в доме, который вы указали в анкете как место проживания.

Подозреваемый слегка нахмурился, словно ему потребовалось сделать усилие, чтобы понять, куда клонит собеседник. Но почти сразу в его глазах промелькнул веселый огонек.

– Когда я пришел к ним наниматься, у меня вообще не было крыши над головой – с одной квартиры я съехал, другую еще не нашел. Поэтому и адреса не было. В анкете я указал тот, где забирал почту. А новый адрес я забыл им сообщить.

– Ах, вот в чем дело. Но вы забыли сообщить его не только в сети ресторанов «Элита», куда устроились на работу, но и в магазине прессы, где продолжали забирать почту.

– Да, наверно… Замотался на работе. Знаете, как бывает…

– Само собой. – Видя, что этот след никуда не ведет, Фабрегас предпочел сменить тему. – Вы родились в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, правильно?

– Именно так.

– Не могли бы вы уточнить, где?

– В Карсане. Богом забытый городок на том берегу Роны… А что, это важно?

Фабрегас отметил про себя, что Дюпен впервые отреагировал на заданный вопрос. А ведь этот человек с самого начала заявил, что понятия не имеет, зачем жандармы его ищут, но до сих пор так и не потребовал объяснений.

– Профессиональное любопытство, – уклончиво ответил капитан. – Ну что ж, месье Дюпен, я полагаю, вам не хочется здесь задерживаться, так что перейдем к делу. Как вы знаете, две девочки из школы «Ла Рока» пропали с интервалом в несколько дней, и до сих пор ничего не известно об одной из них.

Фабрегас не сообщил ничего сверх того, что было опубликовано в прессе. Только те, кто имел отношение к расследованию, знали о том, что Надя отсутствовала два дня по собственной воле, и тем более о том, что она совершила самоубийство.

– Да, я знаю. Ужасная история.

Это было сказано без особого сочувствия, но, в конце концов, отсутствие эмпатии само по себе не преступление.

– Нам известно, что вы доставляли обеды в школу в те дни, когда обе девочки исчезли.

– Да?.. Ну, раз вы так говорите…

Фабрегас начинал терять терпение. Он не мог понять, с кем имеет дело – то ли с недалеким обывателем, то ли с первоклассным актером.

– Да, я так говорю, – произнес он уже более сухо. – Но хотелось бы услышать, что скажете по этому поводу вы.

– По какому поводу? Простите, я не понимаю…

– Вы не заметили возле школы что-то странное или не совсем обычное в те два дня?

– Да разве я теперь вспомню?.. В какие два дня, кстати?

Все тот же безучастный голос. Такое ощущение, что говоришь с подростком, которого только что разбудили…

– Вчера, месье Дюпен, я говорю о вчерашнем дне! В тот день пропала Зелия. Что касается Нади, к ее похищению мы еще вернемся…

– Надя – это та, что вернулась?

– Совершенно верно. К сожалению, мы не можем сказать того же о Зелии, поэтому нам нужна ваша помощь.

– Но что вы хотите от меня услышать? Я приехал в школу к десяти утра и оставался на кухне до половины третьего. Потом я сел в фургон и поехал домой.

– Прямиком домой?

– Нет, конечно, сначала я заехал на работу, оставил грузовик там и пересел в свою машину.

– И за те четыре часа, что вы были на школьной кухне, вы ничего странного не заметили?

– Да нет, я был занят по горло. Может, мой напарник что-то видел? Он часто выходил из кухни в столовую. Вы с ним уже говорили?

– Пока нет, но обязательно поговорим.


Чем больше затягивался допрос, тем отчетливее Фабрегас понимал, что у него нет оснований задерживать этого человека. За исключением того, что он приезжал в школу в те два дня, когда пропали две девочки – причем одна из них, как выяснилось позже, скрывалась по собственной воле, – ему нечего было предъявить. А если считать это поводом для ареста, с таким же успехом можно арестовывать и директора, и всех учителей… Нет, единственная причина, по которой Рафаэль Дюпен оказался здесь, – это сочетание его имени и года рождения. Любой адвокат опротестует задержание в два счета, да еще и поглумится над незадачливыми стражами порядка… Но поскольку подозреваемый пока не настаивал на присутствии адвоката, Фабрегас решил пойти ва-банк: