Сигнал они приняли. Алеш понял это лишь по отдаленным звукам, потому что под веками у него сияли яркие искры.
«Что, все? Вот так? Теперь я исчерпал запас полезности? Это даже для вас, мне кажется, перебор».
Он кое-как перекатился, сел на колени, открыл глаза и поймал перед самым носом маленький кулак. Потом Алеш поднял взгляд и растерял все мысли.
– Я вас ненавижу!
Фабек замахнулся для нового удара, но так неуклюже, что предотвратить его было легко. Алеш держал подмастерья за обе руки и чувствовал, как они трясутся.
– Давай сперва поздороваемся, согласен?
Мальчик раздул ноздри, вырвался, одернул полы грязной одежды, глубоко вдохнул, и по щекам его градом полились слезы.
– Мастер…
Алеш схватил Фабека за плечи, притянул к себе и обнял. Как и на левом запястье, под воротником у мальчика краснел свежий шрам от зажившей язвы.
«Теперь я вам должен, господа Фретки».
С одной стороны – живой и здоровый Тетрам, с другой – Еник, Фабек и целый амбар лекарства от чумы.
Мальчик отстранился, всхлипнул и вытер рукавом лицо. Кругом пахло горящим деревом. Алеш убрал пальцем грязный развод с детской щеки и спросил:
– Где твои сестры?
– Умерли, – ответил Фабек, потупив взгляд. – Я делал, как вы учили, но они все равно умерли.
Алеш опустил голову и поморщился, чувствуя, как щиплет переносицу.
«В моих силах было это предотвратить».
– Прости меня.
– Я теперь совсем один, – тихо произнес Фабек в пустоту.
Алеш заглянул ему в лицо, так беспощадно напоминающее о Стельге, и сказал:
– Ты не один. Я обещаю, Фабек. Ты никогда не останешься один.
В этот раз подмастерье обнял его сам. Алеш опустил свободную руку в карман, сжал кулак и опять посадил занозу.
Глава 2. Пожары
Модвин не был уверен, что запер дверь на замок. Он смотрел на нее в упор, держал скользкий ключ в руке, но все еще сомневался в том, что она не откроется.
Ведь Сикфара в любой момент могла оказаться на пороге комнаты. Это была ее комната. То есть, та, в которой она собиралась рожать.
Все здесь было обставлено по ее вкусу: светлые стены, крупная красная мебель, расшитые золотом занавески на окнах. Сикфара знала толк в роскоши и еще в том, как вцепиться в человека насмерть.
Ее голос звучал с тонких гладких страниц, когда Модвин пытался читать. Ее смех звенел в ударах стали, когда он тренировался. Она улыбалась ему со всех портретов и подмигивала отблесками драгоценных камней.
Сикфара прожила в этом замке восемь лет. Никто не замечал ее. Никто не знал, как на самом деле ее здесь много.
Кроме Модвина, который каждую ночь ее убивал.
Она удивлялась этому всякий раз, как впервые. На ее бледной шее не осталось живого места, а Сикфара все пыталась снять врезавшуюся в кожу петлю. Большой живот быстро таял, как грязный сугроб на солнце. Когда борьба заканчивалась, Модвин наступал в лужу под длинной юбкой и вытирал подошву о дорогую ткань. Сикфара широко открывала рот, но не произносила ни слова – потому, наверное, что беременной женщине не к лицу ругательства.
Модвин ненавидел ее, пока она умирала, но гораздо сильнее ненавидел себя.
Он предал родного брата, подвел сестру – и ради кого? Какая драная муха куснула его два с лишним года назад? В конце концов, Сикфара тоже могла быть своего рода колдуньей. Модвин ведь, оказывается, совершенно ее не знал.
«Мало видеть женщину голой, чтобы все про нее понять», – сказал бы на это мастер Алеш, умей он читать мысли. Хотя взгляд у него иногда был такой, будто он мог делать вещи и пострашнее. Модвин с опозданием осознавал, что так оно и есть. На его глазах этот человек убил женщину и вскрыл живот ребенку.